Мэри Стюарт - Гром небесный. Дерево, увитое плющом. Терновая обитель (сборник)

– О боже, не вашей смерти. Смерть грозит тому, кто видит призрак.

– Ну так это я и есть. Вы ведь призрак, верно?

– Ага, вот вы и попали в самую суть, – сказала я. – Именно этого-то никто и не хочет признавать. Никто не хочет оказаться призраком, двойником. Каждый хочет быть настоящим.

– Что ж, это по-честному. Тогда вы – настоящая, а Аннабель – призрак. В конце-то концов, это ведь она умерла.

Меня потрясла не столько сама эта небрежная фраза, сколько отсутствие в голосе молодого человека чего-то такого, что непременно должно было там быть. Эффект получился столь же поразительным и недвусмысленным, точно он грязно выругался.

Мне стало неуютно.

– Знаете, я не хотела… Следовало мне сообразить, что такой разговор будет вам неприятен, даже если вы, ну, не ладили с Аннабель. В конце-то концов, она была вашей родственницей – кузиной, вы сказали?

– Я собирался жениться на ней.

Я как раз затягивалась сигаретой и чуть не подавилась дымом. Секунд пять я, должно быть, просто таращилась на своего собеседника, открыв рот, а потом слабо произнесла:

– Правда?

Он скривил губы. Странно было видеть, что такие красивые черты могут вдруг преобразиться в нечто совершенно противоположное.

– Должно быть, вы думаете про себя, что не так-то много любви и пропало? Что ж, возможно, вы правы. А возможно, и нет. Она предпочла сбежать, нежели выйти за меня замуж. Растаяла в голубой дали восемь лет назад – и все. Лишь короткое письмецо из Штатов дедушке, что она жива-здорова и чтобы мы не рассчитывали услышать о ней еще что-нибудь. Ну да, признаю, у нас вышла ссора, наверное, я вел себя… – Пауза и легкое пожатие плеч. – Словом, она исчезла и больше – ни слова, вплоть до этого самого дня. Легко ли такое простить, как по-вашему?

«Тебе-то? Никогда», – подумала я. Вот оно мелькнуло снова, то темное, сумрачное выражение, мгновенно переменившее все его лицо, какая-то потерянность и чуть ли не робость, скользнувшая по гладкому фасаду самоуверенности, которую дарует внешняя красота. Нет, такой человек никогда не простил бы отказа.

– Впрочем, – промолвила я, – восемь лет – достаточно долгий срок, чтобы исцелиться от былой обиды. В конце-то концов, вы, наверное, большую часть этого времени уже счастливо женаты на другой.

– Я не женат.

– В самом деле?

Наверное, я не смогла скрыть удивления в голосе. Моему собеседнику было уже за тридцать, и при его-то внешности он наверняка мог бы без труда найти себе жену – только пожелай. В ответ на мой тон он усмехнулся, лицо его снова обрело уверенность, непробиваемую броню, как будто в ней никогда не было ни малейшей бреши.

– Хозяйство в Уайтскаре ведет моя сестра, точнее сказать, сводная сестра. Она изумительная кухарка и очень обо мне заботится. Когда Лиза рядом, мне никакая жена не нужна.

– Вы сказали: Уайтскар – это ваша ферма? – В трещинке стены рядом со мной рос кустик смолевки. Я провела пальцем по упругой подушечке зелени, глядя, как возвращаются на место крохотные венчики, едва уберешь палец. – Вы ее хозяин? Вы и ваша сестра?

– Да, я.

Два коротких слова сорвались с его губ отрывисто, почти резко. Наверное, он и сам это почувствовал, потому что тотчас же пустился во всякие подробности.

– Это не просто ферма. Это родовое гнездо Уинслоу. Мы живем здесь с незапамятных времен… даже дольше, чем местная знать, дворянская семья, окружившая нас своим парком и испокон веков пытавшаяся нас отсюда выжить. Уайтскар – нечто обособленное, неизменное, он старше самого старого дерева в парке – примерно в четверть возраста той стены, на которой вы сидите. Говорят, ферма получила название от древней каменоломни близ дороги, и никто не знает, как давно там велись работы. Во всяком случае, Уайтскар не сдвинешь. Когда-то, давным-давно, Холл все пытался, и где теперь Холл, а мы все еще тут… Вы не слушаете.

– Нет-нет. Продолжайте. А что случилось с Холлом?

Но он уже сбился с мысли, по всей видимости все еще размышляя о моем сходстве с его кузиной.

– А вы когда-нибудь жили на ферме?

– Да. В Канаде. Но боюсь, это не для меня.

– То есть?

– Господи, да не знаю. Это моя беда. Жизнь в деревне – сколько угодно, но не сельское хозяйство. Вести дом, заниматься садом, готовить – последние несколько лет я провела с подругой, у которой был дом под Монреалем, и вела у нее хозяйство. Она болела полиомиелитом и стала инвалидом. Я была очень счастлива там, но шесть месяцев назад она умерла. Тогда-то я и решила приехать сюда. Но я не обучена никакому настоящему делу, если вы это имеете в виду. – Я улыбнулась. – Слишком долго сидела дома. Знаю, теперь это не модно, но так уж вышло.