Мэри Стюарт - Гром небесный. Дерево, увитое плющом. Терновая обитель (сборник)

– Я… ну да, разумеется. Извините, на самом деле я ничуть не сомневаюсь в вас, просто сегодняшний день вышел, мягко говоря, немного нервным. Вы… вы замечательно справляетесь. По-моему, больше всех волновалась именно я.

– Уверяю вас, у меня аж поджилки трясутся! Все хорошо. Я бы не стала надувать вас, Лиза, знаете ли, даже если бы осмелилась.

– Осмелилась?

Я не ответила, и через миг она потупила взгляд.

– Ну хорошо, тогда все. И вы совершенно правы. Постараюсь последовать вашему совету и до поры до времени все забыть. Но очевидно, помощь вам и не потребуется, дорогая моя. Если вы справились с этим…

Движение головы вверх, в сторону лестничной площадки, закончило фразу.

– В общем-то, да. А теперь давайте забудем об этом. Кажется, вы говорили что-то насчет чая?

– Как раз собиралась заваривать.

– Вам помочь?

– Нет, не надо. Это же ваш первый день дома.

– Тогда, думаю, я ненадолго поднимусь наверх. Меня поселили в прежней комнате.

Мисс Дермотт улыбнулась:

– Да. Вы не против попользоваться ванной от детской комнаты? Будете делить ее с Жюли.

– Конечно не против. Она знает насчет меня?

– Да. Она звонила вчера вечером, сказать, что будет здесь в среду, и мистер Уинслоу рассказал ей о вас. Вот и все, что мне известно.

– В среду… – Я помедлила, занеся ногу над нижней ступенькой. – Ну ладно, это дает нам еще два дня. Ой, Лиза, я и забыла, мои чемоданы.

– Кон как раз только что привез их и отнес наверх.

– Правда? Как мило с его стороны. Значит, увидимся за чаем. Где вы его пьете?

– Когда одна, то чаще всего на кухне. Но сегодня, ради такого случая, в гостиной. Наверное, ваш дедушка спустится. Он не говорил?

– Да. Он… он хочет после чая сам поводить меня вокруг дома.

Карие глаза задержались на моих на миг дольше, чем было необходимо.

– Ну разумеется, – произнесла Лиза, с явным усилием проглатывая комментарии, – ему бы захотелось это сделать. Естественно. Ладно… увидимся позже.

Я повернулась и зашагала обратно наверх, но, без колебаний сворачивая в левый коридор за галереей, видела, что она все еще смотрит мне вслед.

«Ваша дверь – вторая…» Это была славная светлая комната с высокими сводчатыми окнами, как в спальне дедушки, и такими же альбертинскими розами, что приветливо кивали в саду. Перед окном располагалось широкое сиденье, покрытое премилым ситцем с персидским узором из цветов и птиц, и шпалера, выполненная в приятных неярких тонах. Такой же ситец пошел на занавески и покрывало. Мебель простая, белая – изначально она символизировала бы «детскую» комнату, однако новый слой краски придавал ей деревенский и очаровательный вид. На вощеном деревянном полу лежала пара ковров, а побелка на потолке была оттенка слоновой кости.

Кон свалил мой багаж на пол в изножье постели. Также он заботливо прихватил мою сумочку, которую я, наверное, забыла на кухне, и положил ее на кровать.

Мне еще не хватало душевных сил начать распаковываться. Взяв сумочку, я села на сиденье перед окном, открыла ее и достала пачку сигарет.

Вытряхивая сигарету, я бросила взгляд на дверь. В замке торчал ключ. Что ж, отлично. У меня возникло сильное ощущение, что мне довольно часто понадобятся хорошие дозы одиночества, чтобы прийти в себя между раундами этой игры, которая до сих пор была легкой прогулкой, но обещала со временем становиться все более скользкой.

Сунув сигарету в рот, я порылась в кармашке сумочки, где хранила плоский коробок спичек. Его там не оказалось. Пальцы мои нащупали лишь клочок бумаги. Неужели, раздраженно подумала я, у меня не было с собой спичек? Я же курила в автобусе из Ньюкасла… Я распахнула сумочку пошире и заглянула внутрь. И сразу же увидела его – маленький алый коробок с надписью «Кафе „Касба“», запихнутый глубоко в кармашек с другой стороны сумки, где я обычно носила чеки, счета и всякую всячину в том же роде.

Я медленно зажгла сигарету и начала изучать сумочку, открытую у меня на коленях. Теперь, когда я обратила на это внимание, нашлись и другие следы. Колпачок на одной из моих помад разболтался, немногие случайно оказавшиеся у меня с собой бумаги были торопливо распиханы по углам, куда я вряд ли положила бы их сама. Обрывок листа, на котором я записала номер Уайтскара и который обычно держала среди прочих бумаг, обнаружился в боковом отделении, где полагалось находиться спичкам. Тот, кто наспех рылся в моей сумочке – кем бы он ни был, – практически не старался скрыть следы.