Мэри Стюарт - Лунные пряхи. Гончие псы Гавриила (сборник)

– Ники, мне бы не хотелось, чтобы ты это делала.

– Черт возьми, приходится! Ни вернуться, ни остаться здесь мы не можем. Необходимость – единственное оправдание героизма, а по правде говоря, ничто меня уже не удержит, я такая потная от этой ужасной прогулки, вся липкая. Повозись еще с этой противной зажигалкой, вдруг все-таки заработает. Адио, теспойнис.

Я без всплеска погрузилась в воду.

Сначала мое перегревшееся тело ощутило резкий холод, но потом вода шелком приласкала кожу, заставив меня затрепетать от наслаждения. Тонкого, как паутина, нейлона на мне словно не было. Я оттолкнулась от скалы, убрала волосы с глаз и повернулась к морю.

Я начала грести ровно и сильно, стараясь создавать как можно меньше шума. Отсюда на фоне ночного неба утесы казались еще мрачнее и выше.

Я направилась прямо в море, гряда скал справа служила ориентиром. Скоро я поравнялась с местом, где стояла с зажигалкой. Дальше гряда была расколота, изломана непогодой и превратилась в ряд каменных глыб и остроконечных скал. Когда я выплыла из бухты, то почувствовала, что ветер слегка усилился: мне была видна пена у основания скал, время от времени белые гребешки волн подсаливали мне губы. Там, где я плыла, все же довольно близко к скалам, ощущалось колебание уровня воды.

Ярдов через пятьдесят я остановилась отдохнуть на воде, задержала дыхание и постаралась что-нибудь увидеть или услышать.

Тут хозяйничал свежий ветер, дующий с суши. Он ровным потоком стлался по воде, неся над соленой поверхностью острый запах вербены и тысячу других резких сладких запахов. Нет ли здесь течения, подумала я, которое затруднило бы мое возвращение?.. если придется…

С моей позиции, с воды, мне больше не было видно очертаний каика – если, конечно, я вообще его видела. Может быть, говорила я самой себе, его снесло немного в глубь залива, и его темный силуэт растворился в густой черноте восточного мыса? Но при ветре с берега это было маловероятно. Даже для того, чтобы удержать его от дрейфа в море, надо было бы использовать якорь или весла.

Я напряженно прислушивалась к движущейся, шепчущей темноте. Как и раньше, она была полна звуков. Их было даже больше, чем когда я прислушивалась, стоя на гряде. Теперь равномерный шум моря стал очень громким, – казалось, он заглушал все остальные звуки, кроме сильного плеска воды о скалы справа от меня…

Время шло. И я оказалась права. Ламбис не делал попытки зайти в залив. В самом деле, зачем? Чтобы найти каик, мне предстояло покинуть гряду скал и плыть по заливу, ориентируясь на оконечность мыса.

Я помедлила немного, слегка шевеля руками, мне вдруг очень не захотелось менять даже условное прикрытие разломанной гряды на неизведанную темноту открытого моря. Наверное, нет ничего более пустынного, чем море ночью. И вот я застряла тут в черной воде, испуганная, полная сомнений – зачем я вообще сюда забралась, – я сознавала только, что позади была чужая страна, где я глупо себя повела и которая не потерпела моего безрассудства, и что передо мной – безграничное, пустое, безразличное море.

Но я была обречена. Мне надо было плыть. И если я их не найду, мне придется возвращаться обратно…

Я перевела дух и отвернулась от скал в сторону открытого моря, к нечеткой оконечности мыса, к месту, где, по моим расчетам, мог находиться каик. Я плыла быстро. Мне понадобилось, может быть, всего минут десять, чтобы оказаться в зоне, где, как я считала, могут услышать мой негромкий оклик. И пройдет не более десяти минут, как на каике услышат, поднимут якорь, подойдут…

Я преодолела еще ярдов тридцать, и до меня донесся новый звук, звук не моря, звук, несомненно похожий на удар металла по дереву, и звук этот был прямо по моему курсу. И еще второй звук, это уже была лодка. Но звук этот послышался уже не впереди меня, а справа, подальше в море.

Я остановилась, снова слегка загребая воду, почувствовала, как быстро у меня заколотилось сердце. Пенные гребни летели мимо меня. Море гудело. Я была внутри его огромной гудящей раковины среди неразберихи резонирующих, как в пустой пещере, шумов. А подо мной на саженных глубинах пульсировали органные трубы моря.

На миг, как холодной струей из пульверизатора, меня обдал холодом страх одиночества. Но решимость победила. Если это каик, я могу опоздать. Надо немедленно попытаться, подать голос… А если не он?..

Но вот я увидела ее ясно и рядом. Лодка. Темная на темном фоне, очертания не вполне понятны, белая пена появлялась у ее медленно погружающихся весел. Ни света, ни голоса, только стук уключин, который я и услышала издалека. Она двигалась передо мной поперек бухты к внешним клыкам подводной гряды. Итак, Ламбис все-таки заходил внутрь, без каких-либо сигналов, несомненно, чтобы осмотреть все вокруг, прежде чем повернуть в открытое море и взять курс на Афины.