Елена Арсеньева - Неизвестная пьеса Агаты Кристи

— Да, хитро, — пробормотала Женя. — Теперь вы были в безопасности и могли подобраться к Корнюшину. Но ради бога, объясните, зачем вы все-таки выдали Ивану Аделаиду? Она сегодня утром звонила Лере, поздравляла с днем рождения, да? Вы сами вытянули из Аделаиды, где она находится, или Лерочка помогла? Она что, в курсе дела?

— Никто не в курсе, — прошипел Климов. — Понятно? И дела никакого нет! Спросите Ивана, если хотите что-то узнать, а меня оставьте в покое!

— О, я, кажется, понял, — протянул Олег. — Аделаиду вы отдали на растерзание, потому что Иван не очень-то поверил в ваш трюк с Балтимором, да? И вы знали, что ваше время рано или поздно придет. И решили: пусть он отведет душу с Аделаидой, совершит очередное жертвоприношение, расслабится, успокоится, утратит осторожность, а вы тем временем… Мавр сделал свое дело — мавр может уйти? Не пойму, почему это мне кажется, что Иван сегодня ночью так и не добрался бы до города?

— Кажется — так перекреститесь, — спокойно ответил Климов, открывая дверцу. — Ничего я не понял из того, что вы тут наговорили. И я вам ничего не сказал. Это все так… фантазии! Гипотезы! Никто ничего наверняка не знает и никто ничего не докажет!

Он хлопнул дверцей, неторопливо включил зажигание. Олег оттолкнул Женю на обочину, выхватывая оружие, однако Климов только издевательски сверкнул на него взглядом — и резко тронул джип с места. Вспыхнули и погасли, удалясь, габаритные огни. И вдруг…

Полыхнуло ярко, ослепительно! Огненная волна ударила в лицо. Олег резко повернулся, заслоняя Женю, сгорбился…

Грохот прокатился над лесом, а потом раздался негромкий прерывистый треск.

Женя выглянула из-за плеча Олега. Сначала в ослепленных глазах суматошно мельтешили красно-черные пятна, потом все они собрались в одно — огромное, пульсирующее огнем.

Посреди дороги полыхал автомобиль Климова. Вернее, то, что осталось от него после взрыва. А остался только огонь.

Женя вцепилась в Олега — и словно обмерла на миг, ощущая бешеное биение его крови, смятенное дыхание. Всем существом своим она ловила судорожное трепетание сердца и тоже начала вдруг задыхаться, потому что ее собственный живой моторчик тоже зачастил, заметался. И все-таки у нее было крепкое, здоровое сердце, оно постепенно успокоилось, и его ритмичные толчки постепенно передались Олегу, вынуждая его пульс биться ровнее, укрощая запаленное дыхание.

— Метроном, — пробормотал он, и по голосу было слышно, что улыбнулся. — Ничего, не волнуйся… Я тебе еще успею надоесть!

Они долго стояли на дороге.

Сполохи пламени утихли, начала сгущаться тьма.

— Что это было? — спросила наконец Женя, когда Олег отстранился и сделал несколько шагов к почернелому остову.

— Ну, мало ли, — медленно промолвил он, — всякое можно придумать. Говорят, некоторые умельцы насыпают в детский воздушный шарик марганцовку и бросают в бензобак. И вот тебе бомба с замедленным действием. Кто его знает, когда сработает механизм, когда бензин разъест резину и встретится с марганцем! Но уж если рванет… ты сама видела!

— Думаешь, это все-таки Иван его достал? — У Жени перехватило горло.

— Мне кажется, да. Не настолько он был прост, Климов правильно сказал. В тот фарс в манеже Иван не поверил и лишь затаился на время.

— Да, пожалуй. И наверное, он отомстил Климову не только за прошлое, но и за настоящее: Климов беспрестанно воскрешал в нем прежнюю боль, заставляя убивать. Мне кажется, Иван ненавидел Климова даже больше всех остальных.

— Почему ты так думаешь?

— Потому что Климова он хотел убить любой ценой. Все другие погибли, как не погибли в спектакле. А Климова ведь не конь до смерти копытами забил — автомобиль взорвался!

— Да, — сказал Олег. — Автомобиль…

Нагнулся, всмотревшись в траву, поднял что-то блестящее, махнул Жене рукой.

Она подошла.

В руках Олега был круглый металлический диск, сорванный с колеса, — помятый, покореженный.

Последние блики пламени играли на чеканном силуэте коня с развевающейся гривой.

— У него был «Форд Мустанг», — сказал Олег. — Мустанг… дикий конь!

Эолова арфа — струнный инструмент, который звучит благодаря ветру, перебирающему струны. Эол в античной мифологии — повелитель ветров.

Танатос — античная богиня смерти.

Персонаж китайской мифологии, воплощение неземной красоты.

На «фене» — тюремный надзиратель.