Елена Арсеньева - Неизвестная пьеса Агаты Кристи

Она отогнала ненужную жалость. Если он и был когда-то жертвой, те времена давно прошли. Жертва сделалась палачом.

Палачом-профессионалом. По призванию…

— Месть, говорят, то блюдо, которое вкуснее всего есть остывшим? — сказала она, словно бы ни к кому не обращаясь, чувствуя, как дрожит голос.

— Что? — Охотников глянул недоуменно.

— Да то! Сколько уже лет прошло, а вас все бьет, бьет злоба, как припадочного. Ну ладно, Стоумова убили, так сказать, по горячим следам, пока боль еще не остыла. Это можно понять, хоть как-то можно! А Полежаева — через восемь-то лет? И — как с цепи сорвались. Почему, почему, объясните! Кто вам мешал сделать это раньше? Почему именно сейчас?

Охотников напряженно смотрел на нее.

— А разве Полежаева тоже я убил? Ну да, он говорил…

И прежде, чем Женя успела что-то сказать, резко стиснул плечо Аделаиды:

— Вставай, хватит придуриваться. Пора!

— А вам когда возвращаться назначено? — с трудом продираясь сквозь подступившую к горлу тошноту, выговорила Женя.

«Я сошла с ума! Что я делаю, ведь он сейчас…»

Ей было страшно, страшно! Хотелось отвернуться, припасть к стенке, зажмуриться…

Да. И так стоять, пока он протащит мимо Аделаиду?…

— Возвращаться? — Его взгляд был как удар. — Когда все закончу здесь.

— Что вы делаете, что делаете? — забормотала Женя, чувствуя, как прыгают губы. — Зачем, ну зачем?… Ну кто вам разрешил? Палачом быть — это мирское искупление, это клеймо, так всегда было, а вы что делаете с ними… с собой?

— А они со мной — что? — прошептал Охотников, касаясь искореженного лица, — и вдруг вздрогнул, прислушиваясь.

Чудилось, он услышал некий призыв: расплывчатый взгляд сделался сосредоточенным.

— Время!

Дернул Аделаиду, принуждая встать, но она с истерическим криком упала с кресла. Плед соскользнул, открыв ее ноги. Женя растерянно моргнула… Где тонкие, изысканные колени? Это были тощие голые ноги старухи в каких-то полосатых вязаных гетрах. И она вдобавок так странно держала ноги — крепко сжатыми, будто девочка скромница. Они были словно связанными, вот что первое приходило в голову. И когда Аделаида неловко поползла вперед, упираясь руками и подтягивая туловище, ноги оставались неподвижными и волоклись за нею, словно что-то ненужное, неживое, каменное…

Женя с невольным отвращением отшатнулась, и Аделаида, всхлипывая, протащилась мимо, подталкиваемая легкими брезгливыми пинками.

«Неужели он вот так будет гнать ее до озера?» — мелькнула мысль, однако Охотников очередным тычком направил Аделаиду в боковой коридор, в стороне от входа, и Женю вдруг осенило: ведь он не копирует смерть в точности — он совершает жертвоприношение. Ему подойдет любая вода. Та дверь из коридора наверняка ведет в ванную. Там и сыграет Глюкиада свою последнюю роль. А они с Грушиным будут слушать, как она захлебывается?!

Женя метнулась вперед так внезапно, что ошеломила этим не только Охотникова. Она тоже испытала мгновенный шок от изумления собственным безрассудством — это и ослабило удар сомкнутыми руками, который она обрушила на правое плечо Охотникова, едва тот миновал ее.

Он не упал, только сильно качнулся, выронив от неожиданности пистолет, но в то же время стремительно нагнулся к нему. В то же мгновение Грушин, который тоже намеревался схватить оружие, но понял, что не дотянется, резким пинком отправил пистолет в угол — и тут же опрокинулся навзничь от страшного удара ногой в лицо, захрипел…

Охотников, белый от бешенства, метнулся к Жене, но она успела отскочить и бросилась бежать.

К выходу не прорваться, а к окну? Охотников поймал ее за руку, но Грушин перекатился по полу ему под ноги, и убийца распластался на полу.

Женя в один прыжок оказалась возле какой-то лестницы, скатилась по ней — и замерла, ослепленная темнотой.

О господи… Она в каком-то подвале! Как тогда, как тогда, но теперь она не знает, куда бежать, и то, что сошло с рук однажды, второй раз может погубить ее. Она опять загнала себя в ловушку!

Глаза незряче перебегали по стенам. Включить бы свет, осмотреться. Нет, он заметит ее сразу. Если бы у нее был пистолет! Она ясно видит силуэт убийцы, нагнувшегося над лестницей. Сейчас его глаза привыкнут к темноте, и…

Женя зашарила по стене ладонями, ища какуюнибудь нишу, каморку, где можно укрыться, найти палку, хоть что-нибудь, любой предмет, которым можно ударить.

Сверху донеслось какое-то движение, словно человек начал спускаться. Щелкнул передергиваемый ствол, в который посылают пулю. И в этот миг Женя увидела узкую полосу света вдали. Того самого — белесого, мертвенного света, которым была залита лужайка перед домом.