Елена Арсеньева - Неизвестная пьеса Агаты Кристи

Из-под пледа глянули погасшие глаза. Видит она хоть что-нибудь?… Инвалидная коляска живо напомнила Жене первую встречу с Глюкиадой, и, признаться, она еще надеялась, что это в самом деле, как сказал Охотников, театр. Но нет. Аделаида не уловила даже откровенной подсказки. А ведь можно было что-то придумать, припадок разыграть…

Но нет. Она сломлена.

— Как вы узнали? — прошелестели сухие губы. — Неужели Артур?… Но что с ним, вы его?…

У нее перехватило дыхание.

— С вашим сыном все в порядке, — ласково сказала Женя и с радостью уловила проблеск жизни в потускневших глазах. — Просто мы не очень-то поверили в ваше исчезновение. И когда вы позвонили Артуру, ваш разговор был услышан.

Аделаида с болью откинула голову.

— Значит, это вы… это из-за вас!..

— Оставь! — с презрением бросил Охотников. — Ты всегда ищешь каких-то других виновных, а ведь все началось из-за тебя! Тех, кого я убил… в их смертях виновата ты! И если тебя скрючило от страха, будто старую клюку, ты это только заслужила. Но и этого тебе еще мало! Однако не бойся. Смерть твоя будет быстрой. Ты словно провалишься сквозь проломившийся лед, как провалился некогда я, и попадешь в миры истинных бед и мучений. Но все же не пугайся. Тебя уже нельзя будет убить, нельзя растерзать, как в земном бытии. Ты будешь трупом, каким был я. Только я уж постараюсь, чтобы у тебя не оказалось возможности вернуться.

Аделаида хрипло каркнула — выкрикнула что-то?

— Ты считаешь меня жестоким? — спросил Охотников, взглянув на Женю. — Но почему? Я мог бы убить тебя самое малое дважды — но ведь ты жива, не так ли? В подвале, потом в тайге… Но с тобой у меня нет счетов. Ты не убивала моей души — и я не трону тебя. Думаешь, мною движет всего лишь желание отомстить за то, что чуть не погиб, за то, каким я стал? О нет!

Охотников умолк, на лице промелькнула растерянность. Чудилось, он вдруг потерял нить рассуждений. Да, похоже. Он слишком возбужден, напряжен: это выдают отрывочные фразы, голос, вдруг ставший тонким. В таком состоянии очень просто не только забыть, что имеешь в виду, но и утратить над собой контроль.

Охотников заговорил снова, и Жене в первые минуты показалось, что совершенно о другом:

— Смерть вообще не так уж страшна, как обычно считается. Самое большое благо, что, уходя безвозвратно, человек забывает обо всем, что заботило, тяготило и радовало его здесь, в жизни. Он получает совершенно новые ощущения, которые куда богаче тех, с которыми он расстался.

— Ну, по тебе-то этого не скажешь, — внезапно проскрипел Грушин. — Радости — это да, это ты забыл. А вот гадости…

— Я другой, — терпеливо пояснил Охотников. — Я ведь не умер — я вернулся. И вся моя боль осталась при мне.

Он наклонился, словно хотел, чтобы Аделаида получше расслышала его слова, но Жене показалось, что плечи его поникли под неким грузом.

— Мне дали возможность вернуться. И я вернулся. Только потом начал сознавать последние слова, услышанные мною там : «Вернись, если ты так страстно этого хочешь. Но знай, что тебе предстоят большие испытания. За уход отсюда тебе придется заплатить. Таковы законы небесные. Если ты согласен — вернись». И я вернулся.

Он тяжело глядел вперед.

— Теперь-то я знаю: лучше Добросердечие, чем Гнев. Потянешься к тому, чем владел при жизни, позавидуешь тому, кто теперешний владелец прежде принадлежащего тебе, — и в один миг окажешься в аду или в мире бродячих несчастливых духов. Это со мной и произошло.

Женя пропустила половину этой речи мимо ушей, а половину не поняла. И все-таки с нее хватило услышанного и понятого, чтобы ощутить страх, которого она не испытывала никогда в жизни, может быть, даже в тайге: возле поляны идолов и около горящей машины, в компании Сидорова и «салаги». Она как бы заглянула в некий черный провал… оттуда веяло даже не холодом — мертвящей стужею. Бессмысленно все, перед ними, может быть, даже не человек. Наверное, одолеть его может только подобное существо — исторгнутое этой ледяной тьмой или вернувшееся оттуда. Если бы здесь был Олег, он, может быть…

Она встряхнулась, призвала на помощь весь здравый смысл. Не слушай этого бреда! О другом думать надо — о спасении! Хоть он и сказал, что не тронет их с Грушиным, однако кто может предвидеть, что придет в голову безумцу? А этот человек болен, тяжело болен. Невозможно перенести то, что перенес он, — и остаться в здравости рассудка. Вдобавок не только больная душа властвует им. Сказал же дядя Ваня: у Охотникова поврежден мозг — физически поврежден! У Жени мороз прошел по коже, когда она представила, что испытывал тот мальчик, прежде чем стал мужчиной… убийцей.