Елена Арсеньева - Неизвестная пьеса Агаты Кристи

Час… Ну конечно! О том, что Аделаида скрывается на Солохиной горе, он узнал практически одновременно с Женей, но не стал терять времени — в отличие от нее и всех остальных. А они потратили не меньше получаса на болтовню с вахтером, на разговоры в машине… Но если бы не точили лясы с вахтером, то не узнали бы, кто убийца. А вот где и впрямь было потеряно время — и не только время, вообще все было потеряно! — так это во время Жениных переодеваний.

И вдруг сердце заколотилось так, что ей стало трудно дышать. Загорелись щеки — она прижала к ним ледяные ладони, заодно пытаясь скрыть эту безудержную, сумасшедшую улыбку, которую не смогли сдержать губы.

Нет! Не все потеряно! Слава богу, слава богу, что вернулся Лев, что произошло это несчастье, изломавшее всю жизнь. Все, что ни делается, делается к лучшему, и это святая правда. Потому что именно из-за возвращения Льва Олег не поехал сюда! И теперь, даже если их с Грушиным убьют, Олег останется жив. Он останется жив!

Может быть, это было противоестественно, может быть, даже ненормально, однако Женя ощутила вдруг такое облегчение, что ее шатнуло к стене. Еще немного — сползла бы на подкосившихся ногах и простерлась рядом с Грушиным. И в ту же минуту силы вернулись — забилось в груди что-то, напоминающее шампанское, которое рвется из бутылки.

— Между прочим, — сказала, хмелея от собственной наглости, — есть люди, которые знают, куда мы направились и зачем. Мы приехали сюда не одни, и если…

— Я тоже приехал не один, — перебил убийца. Снова эта жуткая полуулыбка! — И если… — Он откровенно издевался.

Эмма! Эмма, входящая в холл, Эмма с пистолетом, которая подходит к Грушину и, чуть морщась, стреляет ему в ухо, — почему-то именно эта картина представилась Жене и заставила ее снова содрогнуться от страха.

Захотелось броситься куда-то, не видя, сломя голову — бежать, кричать, звать на помощь, рваться — чтобы вырваться отсюда, чтобы еще хоть раз увидеть Олега… Но пуля быстрее. Пуля догонит!

С ним надо говорить. Женя сколько раз читала, как стюардессы «заговаривали» угонщиков самолетов, а заложники — террористов. В каком-то учебнике по борьбе с терроризмом даже было написано об особой симпатии — ну, не так круто, конечно, скорее об особой связи, — которая может установиться в этой цепочке. Дескать, иногда возникает такой психологический момент, когда рука убийцы дрогнет… пулю перекосит в стволе и всякое такое.

Сколько же тоннокилометров речей надо извести, чтобы довести пулю до самоубийства? Но в одном правы эти учителя: с ним надо говорить!

— Послушайте, — произнесла как можно убедительнее, — я ведь не вру. Есть люди, которые знают не только, где мы, но и кто вы.

— Да? — повел он не изуродованной бровью — красивой, соболиной. — Ну и что?

— Вас схватят, — объяснила Женя терпеливо, как ребенку.

— Руки коротки.

— Да ладно вам, — протянула насмешливо — или это ей так казалось, а на самом деле плаксиво? — Все-таки если человек будет мстить за смерть своего друга и своей… — она запнулась, — своей знакомой, он вас из-под земли выроет.

— А меня там нету, — пробормотал убийца. — Был, да ушел.

— Ну и что? — передернула плечами Женя: мороз прошел по коже от этих слов. Правду ведь говорит! — Он все равно найдет, потому что…

— Знакомая — это ты, что ли? — перебил он. — А зачем за тебя мстить? Я тебя убивать не собираюсь. И его тоже. — Он небрежно указал дулом пистолета на Грушина, который сидел, повесив голову, бледный, безучастный, и только полуоткрытые глаза доказывали, что он еще не лишился сознания.

Женя откровенно опешила:

— Не… не собираетесь? Но зачем было стрелять?

— Но вы же пришли мне помешать? Теперь не сможете. Вы останетесь — я уйду. Только сначала…

Его ладонь мягко накрыла голову Аделаиды, и та истерически взвизгнула, заслонила лицо руками, слабо бормоча:

— Ты все уже сделал… чего еще хочешь?

— Ну, это театр! — небрежно махнул оружием Охотников. — Я не верю ни одному твоему слову. Ты слишком хитра для меня, боялся даже, что ускользнешь, но теперь все, поймал я тебя. Ты осталась одна. Потом я остановлюсь.

— Почему же — одна? — тихо молвила Женя. — Корнюшина-то мы из гроба вытащили — знаете, небось?

Изуродованная половина лица чуть дернулась. Очевидно, знает…

— Да и с Климовым вы прокололись.

Снова эта судорога.

— Аделаида Павловна, — подавшись вперед, окликнула Женя, потому что слишком страшно было смотреть на убийцу. — Вам плохо?…