Франко Энна - Римское дело комиссара Сартори

— Ты устала?

— Нет, нет. Видишь? Луна.

— Действительно. А значит, мы захотим проехаться до Остии?

— Конечно! О, Франческо!.. Мне так грустно, и в то же время я так счастлива!

— Почему грустно? — спросил он, беря ее за руку.

— Не знаю, не знаю!.. Я боюсь тебя потерять.

— Ты не потеряешь меня, если не захочешь сама.

С дальнего столика на них с интересом смотрела симпатичная пожилая пара. Сартори почувствовал, что краснеет, словно на лбу у него написано: «Я женат, у меня две дочери, а это удивительное существо — моя любовница».

Они поспешно ушли.

На проспекте Христофора Колумба движение было небольшим. У нескольких римлян была та же цель, что и у них. Когда их автомобиль появился на маленькой круглой площади, море окатило их своим запахом и сиянием.

— Как красиво! — воскликнула Харриет сдавленным от волнения голосом. Она сильно сжала его колено, приблизила рот к вырезу воротника, шепча: «Я люблю тебя!.. Я люблю тебя!..»

Его вдруг охватило волнение, и он почувствовал, как повлажнели от нежности его глаза.

При его появлении Армандо Бегецци вскочил на ноги, как мальчишка, и пошел навстречу.

— Добрый день, комиссар. Вы помните меня?

— Вы антиквар.

— Конечно. Извините за опоздание, знаете. Я принес вам письма синьорины Джойс.

Сартори пригласил его в свой кабинет, где бригадир Корона и фельдфебель Фантин читали «Темпо». Оба вскочили по стойке «смирно» при виде начальника. Комиссар предложил антиквару сесть в одно из кресел, а сам занял место за грязным письменным столом.

— Их три, — пояснил Бегецци. — Я прочитал и не нашел ничего особенного.

— Сейчас посмотрим.

Письма были отпечатаны на машинке опытным человеком; подпись одна и та же, почти неразборчива: Мэри Джойс. Адрес также отпечатан на машинке: ул. Маргутта, 115, Рим.

Первое письмо гласило:

«Многоуважаемый синьор Бегецци, хоть я вас и не знаю, обращаюсь к вам с предложением, о котором уже упоминала по телефону. Одна моя подруга желает избавиться от прекрасного Модильяни, естественно, подлинного, с подписью автора и результатом экспертизы. Я много раз слышала Ваше имя от достопочтенного монсеньора Солариса. Если вы заинтересуетесь, думаю, нам будет нетрудно прийти к согласию. Советую Вам быть сдержанным. Можно ответить мне по указанному адресу. Или я позвоню вам. С сердечным приветом. Рим, 15 октября».

Второе письмо было короче.

«Уважаемый синьор Бегецци, спасибо за Ваш вежливый ответ. Сорок миллионов показалось Вам слишком много? Предложите Вы. Мы договоримся. С приветом».

Даты не было.

Третье письмо больше походило на записку.

«Уважаемый синьор Бегецци, я искала Вас на работе, и мне сказали, что вас нет в Риме. Пятнадцать слишком мало. Поднимите цену. В противном случае я обращусь к другим. Дело срочное. Спасибо. Привет».

Здесь также не было даты. Конверты, наверное, Бегецци выбросил.

— Благодарю вас, — сказал Сартори. — Кстати, вы никогда не говорили с синьором Соларисом о Джойс?

— Я его дважды искал по телефону, но не нашел, — ответил антиквар. — Попытаюсь еще. Можно идти?

Старик пожал всем руки и вышел бодрым шагом.

Комиссар передал письма фельдфебелю, который разделил их с Короной.

— Что вы думаете об этом? — спросил фельдфебель, прочитав письма.

— Письма будут нам полезны, когда найдем машинку, на которой они отпечатаны. И я не думаю, что это будет слишком долго.

Корона всем своим видом дал понять, что смысл последней фразы остался для него загадкой.

Сартори проснулся внезапно среди ночи и удивился, потому что никогда раньше с ним такого не бывало. Он лежал в одинокой постели своего пансиона, куда вернулся совсем недавно.

Комиссар зажег свет и осмотрелся вокруг. Комната обставлена со вкусом, но ему больше всего нравились занавески в зеленых и красных картинках, возбуждающие в нем приятное и радостное настроение.

На часах было пять минут пятого.

Он оставил Харриет в три и сразу же пошел спать, так что сон отвлек его от реальности, по крайней мере, на четверть часа.

Комиссар выругался, проклиная свой ум, не дающий покоя и во сне. Потом закурил сигарету, встал, налил себе бокал виски и перенес бутылку на ночной столик.

Может быть, ему что-то приснилось.

Но он не мог вспомнить что.

Тем не менее, что-то внутри предупреждало о важности либо того, что снилось, либо мысли, возникшей из этого сна.

Сартори сделал глоток виски, затянулся сигаретой. По улице на скорости пронесся автомобиль, разорвав на несколько секунд тишину.