Дамир Берхеев - В поиске индиго [СИ]

Громила бежал, выкрикивая что-то невнятное. Несмотря на свои габариты, он довольно ловко передвигался, преодолевая барьеры в виде металлических конструкций и разбросанного производственного мусора. Митч не думал отставать, но настичь знающего, как свои пять пальцев метало-сборочный комбинат, было не так просто. Забегая за угол, Паулюс получил удар по голени железной монтировкой.

— Тадааааам! — выкрикнул детектив, будто завершил цирковое представление.

— Я его почти догнал, — запыхавшийся лейтенант подбежал к корчащемуся от боли здоровяку и нанес удар кулаком по корпусу.

— Просчитать приблизительный маршрут, подождать его у ближайшего пункта для тебя и вуаля.

— Ладно, не умничай, — наконец, полицейский переключился на Паулюса и сразу начал задавать вопросы в лоб. — Ну, что Джим, давай рассказывай, как похищал детей, как проник в Ломпак, как отрубал головы детишкам?

— Я ничего не делал, — проскулил он.

— Ты единственный, кто работал в психбольнице и в Мавританской школе, ты путался с Мишель Неве — одной из убитых.

— Она умерла? — жалобно спросил громила.

— Ей отрубили голову… Интересно кто это сделал?

— Грустный человек… — тихо ответил здоровяк и начал лить слезы.

Фитцжеральд, услышав это прозвище, подошел к Паулюсу и заглянул в его глаза. Снова омут непонятного пространства, но в отличие от людей с устойчивой психикой в сознании Паулюса не было решеток преграждающих вход. Спустя пять минут блужданий по сознанию отсталого человека, вся картина преступления была сложена.

— Ты видел, как он вывозил детей из школы… — обратился детектив к здоровяку. — Почему ты не остановил его?

— Мне было страшно… Он, еще работая в Ломпаке, много что делал с больными. Я всегда боялся, что очередь дойдет до меня. Он спрашивал иногда, не нужна ли мне помощь… Так получилось, что когда я ушел из больницы, он устроился доктором в ту же школу…

Детектив перебирал происшествия и имеющиеся факты, собранные в течение этих нескольких дней: «Сейчас в разработке ФБР находится устройство, считывающее последние кадры погибшего через сетчатку глаза и отдельные участки мозга. Но об этом устройстве могли знать только федералы, полицейские и ВРАЧИ».

«К ним после выключения света заходит незнакомец. Ни уж-то им было не страшно?» . Теперь детектив понимал, что это был во все не незнакомец, а их школьный врач.

«Только он имел информацию об их группе крови и резус-факторе… „Книга мертвых“ — я никогда ее не видел, но книга в красном переплете, которую он читал у себя на работе…»

Вернувшись из мира воспоминаний в реальный, Фитцжеральд произнес:

— Этот сукин сын еще делал вид, что помогает нам… Надо ехать.

— А с ним, что будем делать? — спросил у уходящего детектива полицейский.

— Он не причем… Нам нужен грустный человек.

Молнии, ветвясь и пылая, сверкали все ярче, и дождь сильным потоком хлынул на пыльную землю. Красный «Jaguar» мчался по окраине Нью-Йорка, омываемый этим ливнем и под синеватое освещение молний. Вид творящейся картины за окном пробирал холодом пассажиров английской иномарки. Пока Митч по рации, установленной в машине, выяснял адрес места проживания и марку автомобиля, зарегистрированного на подозреваемого доктора, Алекс размышлял об иронии погоды: «Сильным ливнем начиналось расследование — непрекращающимся дождем все и завершится».

— Значит так, — начал полицейский, положив рацию на кремовую панель. — На него зарегистрирован черный «BMW 320i».

После сказанного факта Фитцжеральд будто снова попал под машину у дома Невё.

— Второе, — продолжал Томсон. — Он был психиатром в Ломпаке, хотя до этого трудился над телами звезд и считался довольно известным пластическим хирургом. Но попав всей семьей в аварию, после которой у него погибла супруга, он прекратил свою деятельность и устроился в психбольницу совсем по другой специальности.

— Где он живет?

— Туда и едем, — сосредоточившись на вождении, ответил Митч. — Особняк за психиатрической лечебницей Ломпак.

Доктор Лэнгдон был выдающимся специалистом-хирургом. Под его нож ложились знаменитые актеры, депутаты, спортсмены, не говоря уже об обгоревших пожарных, раненых полицейских, попавших в аварии и прочих пациентов, подсчет которых никто не вел. У худощавого доктора с серыми глазами и высоким ростом был своего рода дар, он буквально вытаскивал людей с того света, даже в те моменты, когда надежды не оставалось. Оперировал часами людей уже видевших яркий свет в конце темного тоннеля, но благодаря ответственному отношению и многолетней практике, он возвращал их. Кто-то благодарил его за счастье увидеть снова этот мир, а не разлагаться в сырой земле, кто-то, попавших в пожар со всей семьей, с ненавистью спрашивал: «Почему Вы спасли меня, а не мою жену?!» А кто-то просто молча пожимал руку в знак благодарности, но в их в глазах читалось безразличие — к живому миру они принадлежат или к иному. Именно в такие моменты Лэнгдон задумывался, что лучше: умереть сразу либо прожить в инвалидном кресле остаток уделенного тем светом времени, изредка радуясь повседневному счастью, вроде голубого неба над головой, свежего ветра или любимых телепередач.