Маттиас Эдвардссон - Почти нормальная семья

Мне она сразу понравилась. Возможно, потому, что я отчасти могла узнать в ней себя.

— Если я назову имя Кристофера Ольсена, что ты на это скажешь?

Я пожала плечами.

— Ты его знаешь?

— Не думаю.

Агнес Телин склонила голову набок:

— Это довольно простой вопрос.

Я объяснила, что знаю тысячи людей — по школе, по гандболу, тех, с кем я познакомилась в баре или в Интернете, знакомые и знакомые знакомых. Кроме того, у меня безнадежно плохая память на имена.

— Вы сказали, Кристофер?

— Кристофер Ольсен, — кивнула Агнес Телин. — Большинство называет его Крис.

Я задумалась.

— Крис? Да, я знаю как минимум одного парня с таким именем. Он постарше меня, да?

Агнес Телин кивнула. И потом, без всякого предупреждения, выложила на стол фотографию и спросила, не его ли я имею в виду.

Сердце забилось чаще. Я долго и внимательно изучала фотографию. Взяла ее в руки и рассмотрела вблизи.

— Да, — сказала я наконец. — Его я знаю.

— К сожалению, он мертв, — сказала Агнес Телин.

Словно со стороны я услышала, как охнула.

Она рассказала, как какая-то несчастная мамаша с маленькими детьми обнаружила тело на детской площадке у гимназии «Польхем».

— Тьфу, черт, — пробормотала я и зажала рот рукой.

Мне всерьез казалось, что меня сейчас вытошнит.

— Ты училась в гимназии «Польхем»?

— Нет, в «Випан».

— И ты только что сдала экзамены?

Я кивнула, и Агнес Телин чуть-чуть отодвинулась на своем стуле.

— Мой старший сын в прошлом году окончил «Катте» [15] «Випан» и «Катте» — профильные гимназии в Лунде. . Он сейчас в Лондоне. А младший учится последний год на международном бакалавриате.

Я попыталась изобразить на лице интерес. Возможно, это просто прием — поговорить о чем-то личном. Она желала создать непринужденную атмосферу.

— А ко мне какое все это имеет отношение? — спросила я. — Ради этого меня забрали с работы?

— Сожалею, но это было необходимо.

Агнес Телин внимательно оглядела меня. Я ощущала, как тревога змеей извивается в животе. Тошнота сменилась чем-то другим — грозным предчувствием, холодным, жгучим страхом.

— О чем речь? — спросила я.

— Ты не могла бы рассказать, что ты делала вчера?

— Работала. Я работала до самого закрытия. Затем мы пошли на Главную площадь и поужинали. Выпили вина, поболтали.

— Кто — мы?

— Я и еще несколько коллег.

Агнес Телин щелкнула ручкой и сделала отметку в своем блокноте.

— Когда это было?

— Мы закрываемся в семь. Рабочее время до девятнадцати пятнадцати.

Агнес Телин спросила, как долго мы просидели в кафе на площади.

— Не знаю, как долго просидели другие, но я пробыла там несколько часов. Думаю, было около половины одиннадцатого, когда я ушла.

— Что ты делала потом? — спросила она, не прикасаясь к ручке.

— Я… я села на велосипед.

Я попыталась вспомнить точно, как все это было:

— Сначала я поехала в бар «Тегнерс». Там я взяла себе сидра в баре, но никого из знакомых не увидела. Потом я провела некоторое время в… «Инферно», или как оно там называется. Оно находится наискосок от городской библиотеки.

— «Инферно»? Это тоже бар?

— Да.

— Сколько ты выпила?

Агнес Телин говорила таким же тоном, что и мой отец. И взгляд у нее был такой типично родительский. Когда они утверждают, что просто волнуются за тебя, но на самом деле ты их чертовски бесишь.

— Не очень много. Утром мне надо было на работу.

Она взглянула на меня так, словно я лгу, и я почувствовала себя оскорбленной.

— Это правда. Алкоголь — это не мое.

Мне вспомнились слова папы. Он говорит, что лгать трудно, что большинство людей выдает себя. Долгое время я считала, что он не прав. Раз за разом мне удавалось доказать обратное. Мне вовсе не трудно лгать. Люди вообще очень доверчивы, как я думала.

А потом я поняла, что все, вероятно, как раз наоборот и папа прав. Возможно, народ вовсе не так легко покупается на любую ложь. Просто я исключительно талантливая лгунья.

Теперь я знаю, что так оно и есть.

Когда я была маленькой, папа был моим героем. Сильнее Пеппи, умнее Супермена, отважнее Рони.

Однажды в детском саду Шапка-Ниссе стал смеяться над моим папой. Мы называли его Шапка-Ниссе, потому что он круглый год ходил в шапке. Он громко объяснил всем, как это странно — что у меня папа пастор.

Я толкнула Шапку-Ниссе так, что он упал спиной назад и разбил себе голову о полку. Папа ругал меня, когда услышал об этом. Разумеется, никто не рассказал ему, из-за чего вышла ссора, — а только то, что у меня был приступ ярости и я так толкнула мальчика, что его пришлось везти в больницу. Я тоже ничего не рассказала.