Маттиас Эдвардссон - Почти нормальная семья

Ну что, Ширин, неплохой психоанализ? Пять лет изучения психологии, лучшие оценки по всем предметам в гимназии — оно того стоило?

Я сама себе психолог.

Никогда не понимала людей, которые раскрываются, словно взболтанная бутылка шампанского, стоит кому-то склонить голову набок и приготовиться слушать. Людей, выворачивающих душу наизнанку в каком-нибудь блоге или социальной сети, набивающих на руке татуировку о том, как у них плохо на душе, и мучающих каждого встречного своими дурацкими признаниями.

У меня есть одна-единственная подруга, которая знает обо мне все и понимает, что я чувствую, о чем думаю, что делаю. Как мне хотелось бы поговорить с ней сейчас! Она так нужна мне. Без Амины я не знаю, что мне делать. Не знаю, выдержу ли я. Сегодня ночью я по-настоящему билась головой о стенку и кричала так, что больно было ушам. Хуже этого было бы, только если бы Амину заперли в камере. Однажды, когда охранники вели меня к лифту, мне почудилось, что я увидела ее. Я обернулась и выкрикнула ее имя, но за черными волосами скрывалось незнакомое лицо. Эта камера доведет меня до безумия.

Агнес Телин почти что с виноватым видом сообщила мне, что я подозреваемая. Все завертелось в голове, как торнадо. Подозреваемая? Я плюхнулась на стул, пытаясь собраться с мыслями.

Я по-прежнему сидела как мешком по голове ударенная, когда в помещение вошел мой адвокат и потребовал возможности поговорить со мной наедине.

— Мы разрулим все это, — заявил он, положив левую руку мне на плечо, сжимая одновременно мою правую руку. — Не волнуйся.

Рука у него была большая и липкая, и выглядел он как помесь Тони Сопрано и Лассе Бергхагена. Огромный, как медведь, загорелый, с золотыми цепочками на шее и запястье. Нежно-голубая рубашка с тремя расстегнутыми верхними пуговицами. Явно из тех мужчин, которые прутся на своем джипе до самой виллы, невзирая на знаки, запрещающие движение на машине. У которых позади дома стоит гриль размером с автоприцеп. Которые считают, что раньше было лучше, хотя чувствуют себя на двадцать три. В сексуальном рейтинге разведенных молодых мам такие наверняка занимают одну из топовых позиций.

— Стало быть, вот ты какой, — проговорила я.

— Что ты имеешь в виду?

— Я не очень тебя помню.

— Мы раньше встречались? — спросил адвокат.

— Думаю, да.

В его глазах загорелись искорки.

— Стелла Сандель . Как же я не догадался? Дочь Ульрики!

Я кивнула.

— Все это быстро закончится, — сказал он. — У них на тебя ничего нет. Просто у некоторых полицейских очень чешутся руки. У них есть своя библия и свои правила. Они вбили себе в голову, что первые часы — решающие для следствия, и хватают наугад первого попавшегося.

Он сел, широко расставив ноги, положив свои большие руки на колени.

— Но что-то у них, похоже, есть, — возразила я. — Они заявили, что есть свидетель, указавший на меня на какой-то фотографии.

— Ее вряд ли можно назвать свидетельницей. Какая-то сумасшедшая, утверждающая, что видела тебя из своего окна. В темноте! И она на сто процентов уверена, что это ты, хотя с тобой не знакома. Нет, это так себе свидетель.

Я буквально увидела ее перед собой. Тень в окне второго этажа. И это все, что у них есть? Поэтому я сижу здесь?

— Они хотят как можно скорее продолжить допрос, — сказал Блумберг. — Тебе повезло. Агнес Телин — одна из самых вменяемых в этом здании. Хорошо, что ты будешь разговаривать с ней.

Он поднялся и стал ковыряться в телефоне, держа его в полусантиметре от носа. Очки, видимо, заставили бы его почувствовать себя старым или некрасивым — или и то и другое одновременно.

— Забыл линзы, — пробормотал он.

Когда я встала, мои ноги более всего напоминали переваренные спагетти. Адвокат направился впереди меня к двери.

— Так что мне говорить?

Блумберг обернулся так стремительно, что челка упала на один глаз.

— В смысле?

— Что мне говорить полицейским?

— Просто скажи все как есть.

Он посмотрел на меня долгим взглядом, снизу вверх, и я поспешно поправила кофточку на груди. В эту минуту я чувствовала себя как выставочная кошка. Адвокат поднес руку ко лбу и откинул с него челку вместе с пóтом.

Я выпрямилась:

— И это все, что ты предлагаешь? Скажи все как есть. Это и есть твоя стратегия?

Блумберг слегка сдулся:

— Ты о чем?

— Ты же вроде такой крутой адвокат, — сказала я. — Разве ты не выиграл массу громких процессов? Неужели у тебя нет более удачной стратегии?