Маттиас Эдвардссон - Почти нормальная семья

— Я прошу адвоката.

Вопреки ожиданиям я ощутил огромное облегчение, когда Микаэль Блумберг вошел в дверь и плюхнулся рядом со мной.

— Положись на меня, — сказал он, хлопнув меня по плечу своей огромной лапой.

Его приход организовала Ульрика.

— Я не нападал на Янсдоттер, — выдавил я.

— Разумеется, нет, — ответил Блумберг. — Это совершенно голословные обвинения. Можешь не беспокоиться.

Я все еще был как в кошмарном сне.

— Понимаю, что все это тяжело, — сказала Агнес Телин. — И что вы не очень хорошо себя чувствуете.

Блумберг поднял руку.

— У меня все больше сомнений по поводу того, как вы делаете свою работу, — сказал он.

Я взглянул на него. Наконец-то он что-то предпринимает.

Агнес Телин продолжала как ни в чем не бывало:

— То, что я сейчас расскажу, поначалу покажется вам шокирующим и ужасным, но со временем, я надеюсь, вам полегчает, Адам.

Я обернулся у Блумбергу, который перебирал пальцами свой галстук.

— Я понимаю, что вы всего лишь пытаетесь защитить свою дочь, — сказала комиссар криминальной полиции Телин. — Но это не может больше продолжаться.

Странное чувство спокойствия разлилось по телу. Я не понимал, откуда оно исходит. Стук в висках затих, во рту появилась слюна. Теперь я все видел ясно и отчетливо. Словно до меня начало доходить все происходящее.

— Вчера я была в изоляторе и в очередной раз допрашивала Стеллу, — сказала Агнес Телин. — Выяснились новые сведения.

Я уже видел перед собой, что случится в ближайшие несколько секунд. Будущее напоминало фильм, проигрывающийся в моей голове до того, как все произойдет.

— Стелла говорит, что она вовсе не возвращалась домой так рано, как вы утверждаете.

— Как это?

— Она думает, что было больше часа ночи — ближе к двум.

— Нет, этого не может быть. — Я решительно покачал головой. — Она была пьяна, не ориентировалась во времени.

Секунда текла за секундой. Я смотрел на Блумберга, который смотрел на Телин, а та смотрела на меня. Мы все трое знали. Все это — всего лишь игра, и ничто другое. Представление.

— Стелла этого не говорила.

Я набрал в легкие воздуха.

— Она была там, — сказала Агнес Телин. — Стелла была на детской площадке на Пилегатан, когда умер Крис Ольсен.

— Нет, — возразил я. — Это неправда.

— Она призналась, что была там, Адам.

Перед глазами снова замелькало. Воздух стал удушливым.

— Нет, — повторял я раз за разом. — Нет, нет, нет!

— Она призналась.

Самое ужасное в этой камере не жесткая кровать, в которой едва можно повернуться. Не жидкий свет из окна. И даже не отвратительные наслоения мочевого камня на унитазе. Самое ужасное — это запах.

Его не описать никакими словами.

Винни-Пух, ясное дело, со мной не согласен. «Все можно описать», — говорит он. Ну да, конечно.

Он говорит, чтобы я описывала все, не используя прилагательных.

Без прилагательных?

Да-да, понимаю. Типичный педагогический приемчик. Таким вещам учителей обучают на всяких там конференциях по повышению квалификации. Заставить учеников описать что-то, не используя прилагательных. Заставить их складывать, не используя знака плюс. Заставить их стоять на руках, не используя рук.

Грамматика. Это примерно так же мило, как свищ на ягодице. Прилагательное — часть речи, обозначающая признак предмета. Они показывают, какими свойствами обладает предмет или как он выглядит.

Или пахнет.

Прилагательные нужны только для того, чтобы описывать другие вещи. Это единственная задача прилагательных в этом мире. А теперь Винни-Пух желает, чтобы я не использовала их, рассказывая об этом запахе.

Он говорит, что почти его не ощущает. Что я преувеличиваю, что это все у меня в голове. Я отвечаю, что у меня, наверное, сильно развито обоняние.

— Ну вот и договорились! — восклицает он и смеется.