Обычно не приходится особо беспокоиться по поводу присяжных. Их роль в зале заседаний скорее чисто декоративная. Никому особенно нет дела до их мнения, и если они будут придерживаться иной позиции, нежели судья, он расплющит их не моргнув глазом. В этом аспекте я всей душой полагаюсь на Йорана Лейона.
Но вот открывается дверь в конце зала, и головы слушателей обращаются туда. Все замирает. Передо мной чернеет дверной проем. Кажется, я застряла в узком тоннеле. Я поворачиваюсь, изгибаюсь всем телом и пытаюсь ровно дышать.
Сначала в дверях показывается охранник в форме. Он оборачивается и что-то говорит. Поле зрения у меня сужено, я вижу все как через мутное стекло, тоннель сжимается вокруг меня.
Наконец-то появляется Стелла. Слезы катятся у меня из глаз, еще больше затуманивая картинку.
Она такая маленькая, на нее просто больно смотреть. Кажется, еще вчера она помещалась у меня на коленях, когда я гладила ее, как куколку. Помню ее соски и любимое одеяльце; первый раз, когда она поднялась и побежала. Стелла не ползала и не ходила, она сразу побежала. Помню ее ветрянку и расцарапанные коленки, пятна земляники на летнем платье, веснушки — и как я вечер за вечером засыпала в ее кроватке, уронив себе на лицо книжку.
Успеваю подумать обо всех ее мечтах. Она хотела изменить мир. А иначе какой смысл жить? Поначалу она хотела стать пастором, как папа, потом полицейским или пожарным. Как ее бесило, что это называется «пожарный»! Она будет называться «пожарная»!
Остались ли у нее мечты? Когда я вижу, как ее вводят в зал суда, все становится предельно отчетливым — словно удар в лицо. Моя неудача тотальна и непростительна. Стелле девятнадцать, и все мечты рухнули.
Ей всегда хотелось помогать людям. Собиралась увидеть весь мир, поплавать с акулами, покорить горы, научиться нырять с аквалангом, прыгнуть с парашютом и проехать на мотоцикле через все штаты Америки. Какое-то время она мечтала стать актрисой или психологом.
Что такое человек, у которого нет мечты?
Наши взгляды на мгновение встречаются, когда она садится рядом с Микаэлем. Глаза у нее усталые и пустые, волосы потускнели, кожа на лице покрыта высыпаниями. Она все еще маленькая напуганная девчонка. Моя маленькая напуганная девочка. Я приподнимаюсь на стуле, встаю на носки и вытягиваю руку. Не быть рядом, когда твоему ребенку плохо. Нет более страшного предательства.
Я сижу в своем тоннеле, вцепившись в край скамьи для слушателей. Один взгляд в сторону — и я рискую наткнуться на обвинения, ненависть и упреки, с которыми мне не справиться.
Адам ждет в коридоре, поскольку он будет выступать в качестве свидетеля. Внезапно я понимаю, что тоскую по нему. Никогда я так остро не нуждалась в нем, как в эту минуту.
Поскольку я сижу ближе к прокурорской стороне, мне хорошо видно на краю моего тоннеля Маргарету Ольсен. В девяностые она вела у нас пару курсов в Юридикуме, сейчас она профессор уголовного права. Однако сегодня она в первую очередь мама, у которой убили сына. Рядом с ней сидит представитель потерпевшей стороны, рыжеволосая женщина, которую я, кажется, знаю, но не могу вспомнить ее имя, а также представитель обвинения, мужчина с зализанными волосами и в круглых очках. И среди них прокурор: Йенни Янсдоттер.
Я знаю, что Янсдоттер моя ровесница, хотя она выглядит значительно моложе — возможно, потому, что она такая низкорослая. Волосы у нее собраны в строгий узел, взгляд предельно сосредоточен, когда она надевает очки. Я вспоминаю все те случаи, когда сама находилась в такой же ситуации — напряженная, собранная, вхожу в зал, и начинается рассмотрение нового дела.
Когда сидишь на местах для слушателей, ощущение совсем иное. Я ерзаю на месте, пытаясь сдержать слезы, не знаю, куда деть ставшие вдруг неуклюжими руки. Сосредоточенность сменилась растерянностью и нарастающей тревогой. Под мышками течет пот, язык прилип к гортани.
Я смотрю на Микаэля. Мне хотелось бы, чтобы он взглянул в мою сторону, но он полностью занят своими бумагами. Вместе мы уже несколько раз прочитали и обсудили предъявленное обвинение.
Типичное дело, где все держится на сопоставлении улик. Прокурор строит свое описание преступного деяния исключительно на обстоятельствах, каждое из которых само по себе не доказывает преступления, но вместе они образуют цепочку, которая должна исключить альтернативные объяснения.
Эти доказательства состоят из отпечатка туфли, который показывает, что Стелла находилась на месте преступления в ночь убийства, распечатки от телефонных операторов и чатов между Стеллой и Кристофером Ольсеном, а также следов из квартиры Ольсена в виде частиц кожи, волос или волокон тканей.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу