Мария Спасская - Девять жизней Николая Гумилева

— Я не смогу ходить на занятия, — покраснела Татьяна. — Днем я на службе, в больнице.

— Да брось! Кому нужна твоя служба в больнице? — презрительно скривилась хозяйка, отчего красивое лицо ее сделалось неприятным. И романтично прикрыла глаза: — Нужно жить поэзией! Это возвышенно и прекрасно.

— А как же продуктовые карточки? — не сдавалась Таня.

С продовольствием в те годы у семей, подобных Таниной, дела обстояли хуже некуда. В хлеб добавляли опилки, пекли лепешки из кофейной гущи и картофельных очистков, рыбу ели с головой и костями, а испортившиеся продукты не выкидывали.

— Какая ты глупая! — снисходительно взглянула на подругу Зиночка. — Зачем тебе карточки, если ты будешь жить у меня? Еды достаточно, как жена комбрига, я получаю командирский паек. Я права, Генрих Карлович? — кокетливо улыбнулась она Штольцу.

— Несравненная, вы не можете быть неправой, — польстил гость. И осторожно поинтересовался, сочтя момент подходящим: — Зинаида Евсеевна, а что за история с африканской шкурой, которую привез Гумилев? Семен мне рассказывал, да я так и не понял, что это был за зверь.

— Обычная история, — капризно дернула плечом Бекетова-Вилькина. — Спасая меня, Гумилев пристрелил черного леопарда. Этому зверю поклоняются туземцы Абиссинии, даже создали целый культ. Будто бы кто убьет леопарда, заберет себе девять его жизней. Теперь Николай Степанович практически бессмертен. Если, конечно, люди-леопарды до него не доберутся и не порвут зубами горло.

Африканские сказки Штольца не интересовали, но самое главное он узнал, и теперь его занимало, как выйти на Гумилева и добыть шкуру леопарда.

Рассвет окрасил предместье Питера всеми оттенками розового. Здание бара залил алый цвет, стоящие у мотеля такси отливали нежной фуксией. Я расположилась в салоне одной из машин и попросила отвезти меня на набережную Фонтанки. Не скрою, меня заинтриговал рассказ Сергея, и мне не терпелось взглянуть на Чернышев, ныне Ломоносовский, мост, в одной из беседок которого когда-то были спрятаны сокровища. Сам мост, соединяющий Спасский и Безымянный острова, я отлично знала, но то, что в нем находится тайник, заставляло взглянуть на мост по-новому.

Мы доехали до улицы Ломоносова, машина остановилась, и я вышла около дома купца Елисеева. Редкие прохожие, по виду туристы, неспешно прогуливались по утреннему городу. На противоположной стороне улицы виднелась громада моста, освещенная гранеными фонарями, поддерживаемыми кронштейнами с золочеными фигурками морских коньков. И возвышались гранитные беседки, к которым я и устремилась.

Двигаясь по мосту вдоль чугунных перил, я дошла до ближайшей беседки и принялась осматривать гранитные столбы. Их было четыре, и все они являли собой цельные колонны с декоративными накладками из того же бордового гранита. Недоумевая, где здесь можно расположить тайник, я осмотрела первую колонну и двинулась к колонне номер два. Затем перешла к следующей, и так обошла все четыре колонны, испытывая страшные неудобства. Все-таки туфли на каблуках — обувь не для следопытов. Вот кроссовки, безусловно, для прогулок максимально комфортны, в этом Жанна права.

Вспомнив, что видела поблизости сине-белую вывеску «Спортмастера» и припоминая, что этот магазин работает круглосуточно, я устремилась туда в надежде разжиться удобной одеждой. Время от времени в голове всплывало смутное воспоминание о главном редакторе, и я не могла сформулировать, какие чувства во мне вызывает приключившееся с Олегом Ивановичем несчастье. Пожалуй, мне его определенно будет не хватать. Как шеф он меня очень даже устраивал. Надо же, собирался на мне жениться! Кто бы мог подумать.

Не помню, как добралась до дома, как поднялась на свой этаж и вошла в квартиру. Помню только, что разделась, приняла душ и забралась в кровать. Стоило мне коснуться головой подушки, как я сразу же погрузилась в липкое забытье. То ли сон, то ли явь. Скорее, все-таки сон, но очень тяжелый. Проснулась оттого, что Катюня сидела рядом, гладила меня по лицу и, отчаянно картавя, с восторгом говорила:

— Соня, ты похожа на класивую-пликласивую летучую мышь! Сонь! А Сонь! К нам плиходил Алексей, а твой папа его с лестницы спустил!

При упоминании Алексея в памяти смутно всплыл стойкий запах одеколона «Шанель Платинум», а также размытый образ парня с ухоженной окладистой бородой и лихо закрученными в барбер-шопе усами.