Штольц с пониманием улыбнулся и, желая угодить, уточнил:
— А что это вас, Семен Аркадьевич, в Африку потянуло?
— Да стишата одного поэтишки иллюзию внушили, будто бы в Африке этой сады Эдемские и совершеннейший рай, — дымя папиросой, с хрустом потянулся Вилькин. — Гумилев его фамилия, может, доводилось слышать?
— Не слышал никогда, — огорчился подчиненный.
— А я вот имел сомнительную честь с ним лично познакомиться, — командир семьдесят девятой бригады Рабоче-Крестьянской Красной Армии затушил окурок в пепельнице, изображавшей нагую нимфу, и потянулся к бутылке бордо. — Как раз изнывал от скуки в Аддис-Абебе и размышлял, а не жениться ли мне на девице Бекетовой. У посла мы с этим самым Николаем Степановичем и познакомились. Пренеприятнейший, доложу вам, тип. Гордец и выскочка. Наврал, подлец, что закончил Сорбонну. Позже я навел о нем справочки. Ничего этот Гумилев не заканчивал. Год проучился в Петербургском университете, год в Сорбонне, но так и не довел нигде дела до конца. Он и гимназию-то с трудом окончил. Наглый лжец и самозванец. Тумана напускает, интересничает! Жена посла все удивлялась, отчего это после свадебного путешествия в Париж Гумилев сразу же покинул молодую жену и отправился в Абиссинию. А разгадка, друг Штольц, проста! Пока Гумилев посещал музеи, супруга его спуталась с художником-итальяшкой, и этот самый Модильяни рисовал с нее непристойные картинки. Ну, поэт наш узнал, расстроился и уехал в Африку. А в посольстве наплел, что долгими отлучками поддерживает в супруге пламя страсти.
— Зная вас, Семен Аркадьевич, могу предположить, что вы прямо высказали все, что о нем думаете, — польстил Штольц.
— Нет, не стал, — махнул рукой Вилькин. — Не захотелось дам расстраивать. Я же виды на эту чертову куклу Зиночку имел. За что горько поплатился. Оказалась Зинаида Евсеевна шлюхой, дурой, да к тому же и кокаинисткой. Если бы не Гумилев, ни за что бы на ней не женился. Очень меня Николай Степанович разозлил, заигрывая с Зинкой. Стихи ей посвятил. Ну, да я тоже в долгу не остался. Такую шутку с поэтишкой сыграл! Заставил курьером на себя поработать. Причем, заметьте — не заплатил ему за транспортировку сверхценного груза ни копеечки! Более того, поэт наш даже не в курсе, что у него в прибывшем в Россию багаже до сих пор находится мой тайник!
— Вы уверены, что ваш груз до сих пор у него?
— Абсолютно. Я затребовал перечень переданных Гумилевым в Академию наук африканских экспонатов, и моего тайника среди них не оказалось. До поры до времени пусть груз у Гумилева побудет, так надежнее. Да и груз тот — смешно сказать. Это тогда мне казалось, что цены он необыкновенной. А теперь я понимаю, что все это мишура. Мне товарищ Троцкий многое объяснил. Ты, говорит, Семен Аркадьевич, не там для народа своего счастье ищешь. Мировая революция — вот что сделает всех нас счастливыми.
На том разговор о Зинаиде Евсеевне и закончился, плавно перейдя на достоинства и недостатки девочек мадам Соловей. И вроде бы начал этот разговор забываться, но пару месяцев назад привели задержанного. Вражеский лазутчик пробирался от передовой к хате комбрига, намереваясь зарубить Вилькина спрятанной под рубахой шашкой. Злоумышленника задержали и доставили на допрос. Мальчишка лет шестнадцати с ходу плюнул Вилькину в лицо и, опасаясь, что его убьют прежде, чем он успеет закончить, зачастил:
— Я сразу догадался, что из царского дворца в Аддис-Абебе сокровища украли вы, а на батю моего свалили!
— Ты что же, фельдшера Лутошина сынок? — в голосе комбрига на долю секунды послышалась растерянность. А уже в следующий момент Вилькин потемнел лицом и кинул заместителю через плечо:
— А ну-ка, Генрих Карлович, сходи, бойцов проведай!
Штольц покорно поднялся с лавки и вышел из хаты, пристроившись с папиросой у открытого окна.
— Ты, парень, ври, ври, да не завирайся! — донесся до него раскатистый голос Вилькина. — Меня на корабле досматривали и никаких сокровищ не нашли.
— Это потому, что вы сокровища в шкуру спрятали.
— Что ты несешь, дурак? — загрохотал комбриг, и Штольц, стараясь не дышать, шагнул к открытому окну поближе.
— Я видел, как накануне ограбления вы дождались, когда отец и мать уйдут к больному, вошли в наш дом и взяли со стола коробочку со снотворными порошками. После этого я стал за вами следить! — частил мальчишка. — Я своими глазами наблюдал, как в ночь ограбления вы что-то подсыпали императорской охране в тэдж! [17] Тэдж — традиционное эфиопское пиво.
Я неотступно следовал за вами и видел, как вы отвезли к испанцу тушу зверя. Чучельник хорошо сделал, красиво. И зубы у зверя прямо как настоящие, и глаза. А потом я видел, как вы вернулись в свой номер в гостинице, достали из туго набитой головы кокосовую стружку и вложили на освободившееся место украденные сокровища! Я тогда маленький был и не мог никому ничего доказать. Из-за вас моего отца приговорили к казни, — не переставая тараторил мальчишка, — и мать своими собственными руками разрубила его на глазах у жителей города. Потом она сошла с ума, меня усыновили Сольские, а я поклялся, что найду вас и убью. Если бы меня сегодня не поймали, вы были бы уже труп! Гореть вам в аду за все ваши дела!
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу