Мария Спасская - Девять жизней Николая Гумилева

И Яворская, взяв подругу за руку, потянула ее к трамвайной остановке. Зиночка охотно последовала за Таней к высокому столбу с табличкой-указателем. Дома с пьяным Владом было невыносимо, а тут старинные друзья.

Трамваи ходили крайне редко, и попасть на трамвайную площадку было известным подвигом. Забравшись в тесный душный трамвай, Зиночка выдернула сумочку из потока жарких человеческих тел, сдавивших ее со всех сторон, и тронула Таню за плечо:

— Таточка, почему ты живешь у сестры?

— А где мне жить? — Яворская кинула на подругу затравленный взгляд. — Квартира наша сгорела, мама и папа погибли во время пожара.

— И давно это случилось? — сочувственно спросила Зина.

— В тот год, когда вы дачу продали. Так что в один момент у меня и родителей не стало, и лучшей подруги. И даже Инга меня предала — хотела сначала отправить в приют, да Евгений Львович за меня вступился, не допустил.

— И как ты с Ингой после того? Ладишь?

— Мне нет до нее дела, — сердито выдохнула Тата. — У нее своя жизнь, у меня — своя.

Трамвай замедлил ход, остановился и распахнул двери. Зиночка ощутила болезненный толчок в спину, и сиплый голос над ухом прохрипел:

— За Обуховской выходишь?

— Извольте обращаться на «вы», — огрызнулась Бекетова-Вилькина, толкая в ответ обидчика локтем и торопливо выбираясь из вагона.

Стоя на выбитой брусчатке, Татьяна одернула юбку и, поправляя съехавшую на затылок шляпку, раздраженно проговорила:

— Ненавижу нынешний Петроград! После революции изо всех щелей повылезало невежество и хамство! Город совсем не убирают. Прошлой зимой навалило столько снега, что я сама наблюдала, как люди забирались на сугроб и прикуривали от фонаря. Взгляни! В Неве столько мусора — судно не пройдет!

Девушки двинулись по улице вдоль нависших над тротуаром серых домов.

— А я не замечаю внешних перемен, ибо живу жизнью внутренней. Как скучала в дореволюционном Петрограде, так и сейчас скучаю, — вздохнула Зиночка. — Для меня ничего особенно не изменилось. Раньше папенька все время пребывал в разъездах по делам службы, матушка все больше лежала у себя, жалуясь на мигрень, а я все одна да одна. Скука смертная. На приключения тянуло — забавно вспомнить! В пятнадцать лет я даже убежала из дома с одним известным оперным тенором. Он, конечно, через неделю бросил меня под Воронежем. Маман приехала за мной, оплатила гостиничный номер, за который мы с тенором задолжали, и отправила в Африку к отцу.

— В Африку! Как интересно! — мечтательно протянула Таня.

— Это только звучит красиво — Африка! — фыркнула Зиночка. — Там тоже оказалась тоска ужасная, я просто с ума сходила. От скуки даже замуж вышла. Теперь вот муж в разъездах, а я снова одна.

— Ты замужем? И кто твой муж?

— О-о, большой революционный начальник. Он сейчас на Дону, оттуда планирует поездку в Альпы. Очень разносторонний человек.

— Меня Рогозин тоже замуж звал, только мне что-то не хочется. Старый он, да и не люблю я его.

— И, должно быть, по-прежнему ужасно бранится, — прыснула Зиночка.

Оживленно беседуя, девушки миновали проспект, свернули в переулок и вышли к вросшему в землю каменному бараку.

— Вот мы и пришли, — поднимаясь на провалившееся крыльцо и доставая из сумочки ключи, проговорила Таня.

— Вы живете в этом доме? — с неприкрытым удивлением выдохнула Зиночка.

— Евгению Львовичу здесь квартиру дали, — слегка замявшись, сообщила подруга. — Не очень хорошую, зато рядом с больницей.

Ключ щелкнул в замочной скважине, Татьяна потянула на себя дверь, и, спустившись на несколько ступенек вниз, девушки вошли в полуподвал. После яркого дневного солнца Зиночка точно ослепла, тревожно втягивая ноздрями застарелую сырость. В темном коридоре пахло мышами, под ногами ходили ходуном ветхие половицы. Чтобы не потерять равновесия, Зиночка протянула руку и, придерживаясь, коснулась стены. И тут же передернулась от отвращения — пальцы ее скользнули по влажной плесени. Откуда-то из глубины квартиры доносились звуки рояля.

Татьяна уверенно двинулась на музыкальные переливы, увлекая подругу за собой к приоткрытым дверям комнаты. Вдруг сделавшись стеснительной, Зиночка дернула Яворскую за руку, задержав в дверях, и смущенно прошептала:

— Тата, постой! А удобно, что я к вам вот так, без приглашения?