Джесси Болл - Стоит только замолчать [litres]

Мне больше ни разу не удалось с ним встретиться – только для этого интервью. Однако над изучением материалов, которые он мне передал, я корпел много часов, и мне показалось, что я провел в его обществе гораздо больше времени, чем было в действительности. Следует особо подчеркнуть, что Сато Какудзо был колоссально сильной личностью. После интервью с ним я перестал удивляться, что он убедил Оду Сотацу подписать признание. Он сумел бы убедить кого угодно.

[ От инт . Вначале мы устроились у окна, но солнце, перемещаясь по небу, осветило нас слишком ярко, так что на середине интервью мы были вынуждены пересесть за другой столик. Оба раза Какудзо выбирал себе место за столом на свой вкус и усаживался, не выясняя, есть ли у меня какие-то свои предпочтения. Наверно, поскольку интервью брали у него, такое поведение было в чем-то обоснованным. Любопытно, что он всегда выбирал место, с которого просматривался выход из кафе. Когда я спросил, можно ли записать разговор на мою технику, он ответил отказом. И уступил только после того, как мы немного поболтали.]

инт.:Значит, вы вдохновлялись французскими ситуационистами? Вдохновлялись бунтами 68-го? И потому в Сакаи вы вляпались в первые в жизни неприятности и решили вернуться домой?

какудзо:Знаете притчу про каменотеса?

инт.:Нет.

какудзо:Притча старинная, кажется, персидская. В те времена я ее где-то вычитал, и она почему-то навеяла чувство… как будто определенные вещи осуществимы. Я почувствовал: то, что, как мне казалось, относится к разряду неосуществимого, на деле, если неимоверно поднатужиться, осуществимо.

инт.:А что за притча?

какудзо:Царь поехал с придворными на конную прогулку, все они оседлали самых лучших скакунов, каких только можно отыскать. Они выезжают из города, где живет царь. Едут по полям, то по одной дороге, то по другой. Конь, на котором сидит царь, – великолепный, новичок в его конюшне, такой, каких у царя еще никогда не бывало, и потому царь отпускает поводья, и конь уносит его в такие далекие края, где он никогда раньше не бывал. Так быстро, в такую даль несутся царь и его придворные, что сами этим озадачены, но к щекам приливает кровь, а сердца колотятся так громко, что хочется только одного – ускакать в самые дальние дали. Ветер дует, и погода кружится в воздухе – облака проворачиваются, как барабаны ткацких станков. Кони сбавляют бег, останавливаются, и что же – вся компания оказывается на дороге у скромного домика. Это хижина каменотеса. Царь спешивается, подходит к двери. Стучится, и ему открывает старик с бледными безжалостными – жилы да кости – руками. Старик радушно здоровается и приглашает всех в свою хижину. Как ни странно, место находится каждому гостю. Стол достаточно велик, чтобы расселись все. Придворные усаживаются вдоль стола, плечом к плечу, а царь – в торце стола. Каменотес садится в другом торце, напротив царя. Я накормлю вас, сказал каменотес, но это будет что-то совсем непохожее на то, что едите вы. Придворные заворчали, заявляя, что им хотелось бы поесть того-то и сего-то, спрашивая: а то-то у вас есть, но каменотес взглянул на них, а они взглянули на его руки и примолкли. Царь взял слово – сказал, что они явились на манер нищих и рады, что их вообще принимают в доме. Таких вещей никогда еще не говорил ни один царь. Итак, каменотес пошел в свою кладовую и принес гуся, похожего на девочку. Принес оленя, похожего на мальчика. Принес хлеб, похожий на волосы сотни придворных дам, скрученные в канат. Принес мед, похожий на кровь козы. Не ешьте эту пищу, сказали придворные, но царь захохотал. Каменотес поглядывал, как они говорят, и царь захохотал, сказал: там, куда тебя занес резвый скакун, найдется место для храбрости. Но придворные бурчали под нос: некоторые скакуны слишком резвы. Тут тарелки наполнились, яства накладывались щедро, горками чуть ли не до потолка и передавались вокруг стола, из рук в руки, и царь всегда выбирал первым, накладывал себе полную тарелку и ел с нее, накладывал и ел, накладывал и ел. Такой еды он никогда раньше не пробовал. И вскоре все они крепко уснули, а каменотес встал из-за стола. Так заканчивается первая часть.

инт.:А что случилось во второй части?

какудзо:Хотите это узнать?

инт.:Хочу.

какудзо:На следующий день царь просыпается и обнаруживает, что он – каменотес. Видит, что в его доме нет ни одного придворного. На его поле – ни одного коня. Есть только объедки пышного пиршества, которое закончилось заполночь. Он смотрит на свои руки и видит, какие они страшные, видит белые кости, жилы, то, против чего бессилен камень. Но он же царь. Он выходит на дорогу, которая ведет в его царство, и идет по следам конских копыт. Идет девятнадцать дней. Ему требуется девятнадцать дней, чтобы пройти путь, который самые резвые кони преодолели в неуемной спешке за один марш-бросок. И все же он не сдается и на девятнадцатый день добирается до ворот своего города. Подходит к воротам, а стражники его не пускают. У тебя ничего нет, что можно продать? – спрашивают они. У тебя ничего нет, чтобы на это хоть что-нибудь купить? С какой целью ты хочешь попасть в этот прекрасный город? Или ты не знаешь? – спросили они. Или ты не знаешь, что это самый богатый и роскошный город на свете? И какой-то страх, колющий иглой его сердце, удерживает царя от того, чтобы назвать им свое имя и титул. Посмотрю, говорит он, что тут делается. И отходит совсем недалеко, в опустошенные поля, и находит камень. Присаживается перед камнем, водит по нему руками. Водит по нему руками снова и снова, и тогда узнает то, что знают каменотесы, и раскалывает камень, и склеивает его, раскалывает и склеивает, и раздирает камень, как тряпку. Когда он завершает свою работу, у него получается головоломка, переплетение филигранных деталей, головоломка из камня. Он засовывает ее под свой рваный плащ и опять идет к воротам. Там он ждет до утра, и когда тот из стражников, который проснулся первым, высовывается посмотреть на солнце, царь предстает пред его очами.