Джесси Болл - Стоит только замолчать [litres]

инт.:Мне хотелось еще немножко поговорить с вами, потому что я знаю, вы столько всего такого знаете, чего больше никто не знает. То, что вы знаете о Сотацу, – это же просто драгоценность, по-моему, и я был бы крайне признателен, если бы вы поделились со мной еще чем-то из того, что знаете.

г-жа ода( кивает как бы сама себе ).

дзиро:Мы говорили о том, как Сотацу получил в школе медаль. Помнишь об этом?

г-жа ода (издает звук наподобие “ш-ш-ш”).

дзиро:Ну конечно, помнишь. Я тут припоминал, за что была медаль, но не смог. А ты помнишь?

г-жа ода:Геометрия. Медаль по геометрии.

инт.:Это был какой-то конкурс, и он в нем победил?

дзиро:Да, думаю, да. Думаю, он победил в конкурсе по геометрии, и ему дали медаль. Он ей очень гордился. Вообще-то он, кажется, хранил ее всю жизнь.

г-жа ода:Чушь. Это был не конкурс. Это было кое-что, что он должен был сделать, выйти к доске перед всей школой и сделать доклад, когда мэр приедет в школу с визитом. Ему это поручила учительница, потому что думала, что он справится лучше всех, но какое там. Он даже фигуру начертил совсем не так и линии подписал неправильно. Учительница все равно дала ему медаль, потому что медаль уже была изготовлена.

дзиро:Он мне всегда говорил…

г-жа ода:Учительница чувствовала себя опозоренной. По-моему, она ушла из школы, не доработав до конца учебного года, пришлось подыскивать новую.

дзиро:А-а, теперь я вспомнил – и так вышло, потому что…

г-жа ода:Потому что твой брат покрыл нас позором.

дзиро:Вот этого я не знал.

инт.:Но обычно у него были отличные оценки по математике, так? Потому-то учительница его и выбрала, нет?

г-жа ода:Не думаю. Не думаю, что по математике у него были отличные оценки.

дзиро:Да что ты. По математике у него были отличные оценки. Ты же знаешь.

г-жа ода:Ничего я по-настоящему не знала. Мы с твоим отцом пришли в актовый зал. И ты там тоже был. И твоя сестра тоже. Мы сидели в зале, и кто-нибудь из каждого класса выходил на помост показать мэру, что сейчас проходят в школе. Сотацу был в новой одежде, мы ее купили специально ради этого. С деньгами у нас было не очень хорошо. Совсем плохо. Но мы ее купили, хотели всем показать, что мы не хуже других. Он стоял там, на помосте, в строю вместе с остальными. Мы сидели в зале. Там был практически весь город. Потом пришел мэр, поднялся на сцену, стал пожимать руки. Приводили самых маленьких школьников, чтобы они что-то там такое делали, и они это делали. Потом кто-то показал свою научную работу. Потом кто-то показал что-то из области фотографии, какой-то ребенок постарше. Потом пришла очередь Сотацу. Он пытался что-то доказать, не знаю, что-то там про треугольник. Начертил его неправильно. Все обомлели. Сотацу вновь и вновь пытался его растолковать. На самом деле я не знаю, то ли он начертил с ошибкой, то ли числа написал с ошибками, но они не сходились. Он все тыкал и тыкал в чертеж на доске. Тем временем мэр просто смотрел в сторону. Не хотел смотреть на Сотацу. Твой отец и я, мы…

инт.:Госпожа Ода…

[Тут мать Дзиро встала и ушла, что-то бурча под нос, – говорила Дзиро что-то, чего я не смог расслышать. Больше я ее не видел.]

[ От инт. Это выдержка из финальной части интервью, которое я взял при личной встрече. Гаро то и дело отклонялся от темы, и с ним трудно было что-то поделать, так что значительная часть интервью оказалась для меня бесполезной или, лучше сказать, неравномерной – бесценное перемежалось с бесполезным и наоборот. Некоторые интервьюируемые не делятся информацией, если не чувствуют, что по-настоящему вовлечены в разговор. Люди подобного типа расспрашивают спрашивающего, умоляют сообщить подробности и расследовать версии, от которых в итоге нет ни малейшей пользы. Таков был и Гаро. Поэтому я вычеркиваю скучную беседу о моей собственной жизни (вместе с его нескончаемыми вопросами) как не имеющую отношения к делу. Перейду к моменту, когда мы обсуждали меры для поддержания дисциплины в тюрьме.]

инт.:Но избиения случались?

гаро:Я не говорю, что избиения случались, чтоб настоящие – так нет. Я говорю, что если кто-то заслуживал избиения, он почти всегда, рано или поздно, получал то, что заслужил. Понимаете, а? Тут все решалось не тем, что какой-то человек вздумал кого-то наказать – надзиратель или еще кто-то, не тем, что человек сделал выбор. Тут все решалось иначе, такие дела делаются иначе. Это что-то неотвратимое, человек вновь и вновь ведет себя так, словно своим поведением хочет что-то сказать. Человек говорит: по-людски я ничему не учусь. Попробуй со мной как-то по-другому. И в конце концов какой-то другой человек пробует по-другому. Если говорить о контексте, это даже не так, как надо. В смысле, может быть, и так, если вы говорите о разнице между тем, где находиться – над водой или под водой.