Сергей Майдуков - Гонка с преследованием

– Выпьем, – повторил Леонид Герасимович свое предложение. – Я уже и рюмки поставил.

– Две, не больше, – согласился Гужев.

– И я за компанию, – спохватилась Жанна Аркадьевна, надеясь, что спиртное избавит ее от предательской дрожи в руках.

– И я! – обрадовался Николка, восседающий на высоком стульчике.

– А тебе, братец, молоко, – сказал Леонид Герасимович.

– Пусть выпьет пацан, – заступился Гужев.

– Рано ему еще, – решительно отрезала Жанна Аркадьевна.

– А я гусеницу могу съесть, – похвастался Николка. – И червяка.

– Не болтай ерунды, – поморщился Леонид Герасимович, глотая обжигающий самогон.

– Далеко пойдешь, пацан, – осклабился Гужев, чмокая надкушенным помидором. – Если полиция не остановит.

– Он у нас композитором будет, – заявила Жанна Аркадьевна. – Или киноартистом.

– Типа Никулина, гы-гы!

Леонид Герасимович наполнил рюмки снова. Выражение его лица было кислым, как будто он наливал уксус.

– Нравится, Дима? – спросила Жанна Аркадьевна, которой прекрасно давалась роль гостеприимной хозяйки. – Что-то вы плохо едите…

– Я вообще-то борщ не сильно уважаю, – признался Гужев, глаза которого увлажнились и масляно заблестели. – Мне больше суп гороховый нравится. Такой, знаете, с зажаркой и лучком.

– В следующий раз обязательно приготовлю.

– Ну, следующего раза может и не быть. Это я вам по-дружески говорю. Такие вот дела.

– Наша дочь в опасности? – напрямик спросил помрачневший Леонид Герасимович.

– Вам сейчас не о Варе нужно волноваться, а о себе. – Гужев облизнул ложку, со стуком положил ее в тарелку и поднес рюмку к губам. – Это вообще принцип жизни, основополагающий. Думай о себе, а другие пусть сами о себе думают.

– Варя – наша дочь, – осторожно напомнила Жанна Аркадьевна.

– Родственные связи – вот что нас губит, скажу я вам. Короче, жизнь все-таки пустая и нелепая штука. Весь мир театр, а мы, сука, в нем актеры.

– Бабушка, а почему дядя ругается? – спросил Николка. – Он невоспитанный?

Гужев занес руку. Леонид Герасимович напрягся, готовясь вступиться за внука, но дело ограничилось беззлобным щелчком.

– Я сегодня добрый, – усмехнулся Гужев, допивая из тарелки остатки борща.

А через десять минут он уже сидел в туалете, производя звуки, напоминающие скачку мустангов по раскисшей прерии. Эти походы, постепенно выматывая Гужева, повторялись с удручающей регулярностью. Переглядываясь, старшие Добрынины поспешно собирали вещи. Николку, чтобы не лез с расспросами, уложили спать. Леониду Герасимовичу, взращённому в советских пионерлагерях, внезапно припомнилось, что там послеобеденный сон именовался «мертвым часом». В этом названии чудилось что-то ужасное, необратимое.

– Знаешь, – шепнул он жене, – я уже жалею, что мы это затеяли. И ужасно боюсь.

– Я тоже, – призналась она. – Но отступать нельзя. Иначе будет поздно.

Гужев, лежа на софе, поглаживал бурлящий, бурчащий и бормочущий живот.

– Еще таблетку дайте! – орал он, наивно полагая, что его лечат от расстройства желудка, а не наоборот.

Таблетка была выдана, проглочена и запита водой. Уже через минуту Гужев, постанывая, снова устремился в маленькую уборную, еще хранившую тепло и запахи его предыдущего присутствия.

Жанна Аркадьевна подала знак Леониду Герасимовичу. Стараясь не шуметь, они вынесли из кухни стол и втиснули его в узкий коридор напротив туалета. Теперь дверь не могла открыться, потому что сразу уперлась бы в крышку стола. Чтобы выбраться из уборной, Гужеву нужно было разломать в щепы преграду. Весьма трудное занятие, учитывая то, что ему придется действовать голыми руками в очень тесном помещении. Да еще в столь ослабленном состоянии.

Опустившись на четвереньки, Леонид Герасимович прополз под столом и перетащил чемоданы к выходу из квартиры. Жанна Аркадьевна вынесла из детской спящего внука.

– Эй, старые, бумаги дайте! – потребовал из туалета Гужев.

– Перебьешься, – отрезал Леонид Герасимович, невзирая на предостерегающий взгляд супруги.

Он просто не мог отказать себе в этом маленьком удовольствии. А рев Гужева, обнаружившего, что оказался взаперти, прозвучал для Леонида Герасимовича, как сладчайшая музыка. О последствиях он старался не думать. Как все мы, совершая очередной рискованный поступок.

Когда родители сообщили Варе о своем бегстве, она испытала невероятное облегчение. Мать позвонила, как обычно, на телефон Мошкова.