Питер Чейни - Зловещее поручение

Возбужденный, но твердый голос Джанины прервал его:

— Никогда я их вам не отдам! Ни. за что!

Послышался довольно противный, бесстрастный голос тетушки:

— Вероятно, она их держит при себе.

— Несомненно! — прозвучал самоуверенный голос босса. — Обыщите ее! Очень сожалею, мисс Грант, что мы вынуждены проделать это публично.

— Отойдите! Хорошо… — сказала Джанина сдавленным голосом. — Кажется, у меня нет выбора…

— Давно бы так, — проскрипел голос тетушки.

Наступила пауза. Я представил несчастную Джанину, передающую главарю свой коричневый конвертик.

— Очень хорошо, мисс Грант… — проговорил главарь. — Да… Но где же документы? В конверте, как вы сами видите, только три кусочка картона!..

Вновь послышалось приглушенное: «Ах!» Видимо, этот сюрприз для Джанины оказался ошеломляющим.

Я вытащил из кармана маузер и сдвинул предохранитель. Голвейда покосился на меня, улыбнулся и вновь прислушался. Руки его по–прежнему были заняты саквояжем и автоматом.

— Мисс Грант, — потребовал голос главаря за портьерой. — Даю вам две минуты на ответ, где находятся документы. Не принуждайте нас применять к вам особые меры, которые так или иначе заставят вас заговорить. — После короткой паузы тот же голос продолжал: — В сумке, которую вы видите на столе, мисс Грант, находятся сообщения наших агентов в этой обреченной на гибель стране. Эта информация с большим искусством и риском собрана одним из наших коллег, тем самым, по указанию которого мисс Кэрью и направила вас сюда. Кстати, все, что вы нам дополнительно расскажете, а также ваши документы или фото, — все это будет приобщено к информации. Эта весьма ценная сумка ночью будет на цобережье, откуда попадет во Францию, а затем в Германию. И вы должны понять меня, мисс Грант. Я весьма заинтересован вложить в эту сумку также ваши сообщения и документы. От способа их получения от вас будет зависеть и ваша судьба, что, полагаю, вам ясно. Итак… Где документы?

Ответа я не стал ждать. Резко откинув нортьеру, я вошел в комнату.

Вся компания стояла вокруг стола. Я успел заметить напряженное лицо Джанины, стоявшей напротив допрашивающего ее главаря, внезапную судорогу на лице тетушки, заметившей меня, и почти мгновенное исчезновение наглых ухмылок с лиц мерзавцев–кавалеров, также заметивших мое вторжение.

— Извините за непрошеный визит, — проговорил я. — Но дом окружен.

Главарь, допрашивавший Джанину, после мгновенного замешательства с каким–то немецким проклятием сунул руку в карман.

Не помню, чтобы я когда–нибудь в свой практике нажимал на спусковой крючок маузера с таким удовольствием.

Не дожидаясь, пока главарь, зашатавшийся и уронивший револьвер, свалится на пол, и удержавшись от желания всадить в него хотя бы еще одну пулю, я дернул Джанину за руку и втолкнул ее в дверь позади себя, не сводя дула с остальных и пятясь к двери.

— Руки вверх! — крикнул я в заключение всей этой сцены, продолжавшейся не более двух секунд. В этот момент один из типов, стоявший несколько позади остальных выхватил пистолет. Я успел только невольно вздрогнуть от выстрела, раздавшегося у моего левого плеча, из автомата Голвейды. Выстрел был кстати, хотя сделан опять–таки без моего сигнала.

— Эрни! Действуйте! — поспешил я наконец дать ему долгожданный сигнал.

Эрни, не спуская глаз с банды, слегка кивнул в ответ.

Я схватил дрожавшую от нервного возбуждения Джанину и потащил ее за руку по коридору к выходу.

Только в прихожей я услышал выстрел.

Одиночный выстрел. Почему? Ошибка Эрни? Я остановился, прислушиваясь. Джанина, которую все била нервная дрожь, с тревогой посматривала на меня. Вдруг до наших ушей донеслись какие–то вопли, крики, потом приглушенный рев, стенания…

— Подождите меня здесь, Джанина, — сказал я. — Нужно взглянуть, что там случилось.

— Нет–нет! — быстро проговорила она. — Я с вами.

— Хорошо.

Мы медленно двинулись по коридору обратно. В руке я держал маузер наготове.

Внезапно среди наступившей было тишины раздался душераздирающий вопль, за ним другой, а вслед за воплями послышался странный хрип в сопровождении пронизывающего душу хохота. Сомнений не было: хохот принадлежал Голвейде.

Сунув маузер в карман, я решительно направился к месту драмы. Заглянув за портьеру, я увидел совершенно уникальную картину.

Оставшиеся в живых сидели связанными на полу вокруг какого–то приспособления, над которым священнодействовал Голвейда. Здесь же валялся его пустой саквояж, а рядом лежал автомат. Искаженные ужасом лица носили явные следы довольно невежливого обращения.