Росс Томас - Агент из ресторана [сборник]

На попутках и по железной дороге через Техас он добрался до Лос-Анджелеса.

— Сумасшедший город, — Падильо покачал головой. — Кишащий мошенниками, проститутками, солдатами, психами. Я получил работу в маленьком баре. Место мне понравилось, приняли меня хорошо, но идиллия продолжалась недолго, потому что за мной пришли.

— Кто же?

— ФБР. Случилось это в августе 1942-го. Я только открыл бар, как появились два джентльмена. Вежливых, как проповедники. Они показали мне удостоверения, из которых однозначно следовало, что их обладатели — агенты ФБР, и предложили мне проехать с ними, потому что призывной пункт уже давно посылает мне повестки, а они возвращаются назад со штемпелем «адрес неизвестен». Они уверены, что тут какая-то ошибка, но им понадобился не один месяц, чтобы найти меня.

И мы отправились в их контору. Я дал показания и подписал их. Меня сфотографировали, сняли отпечатки пальцев. Прочитали мне лекцию на патриотическую тему и предложили на выбор: пойти в армию или сесть в тюрьму.

Падильо выбрал первое и попросил отправить его в училище поваров и пекарей. И к концу 1942 года хозяйничал в офицерском баре в небольшом Центре подготовки пехоты на севере Техаса, неподалеку от Далласа и Форд-Уорта. А потом кто-то из кадровиков, просматривая личные дела, обнаружил, что он может говорить и писать на шести языках.

— Они заявились ко мне ночью. Старший сержант, дежурный офицер и какой-то тип в штатском. Далее все было, как в плохом фильме. Защитного цвета «паккард», зловещая тишина в кабине мчащегося в аэропорт автомобиля, сурового вида пилоты, то и дело поглядывающие на часы, вышагивающие взад-вперед под крылом С-47. Смех, да и только.

Самолет приземлился в Вашингтоне, и Падильо начали гонять из кабинета в кабинет.

— Некоторые из них были в штатском, другие — в форме. Но в тот год все они курили трубки.

Они проверяли его языковые знания.

— Я мог говорить по-английски с миссисипским или оксфордским акцентами. Я мог говорить, как берлинец и марсельский сутенер.

Они послали меня в Мэриленд, где научили кой-каким приемам. Я же научил их другим, которые были в ходу в Хуаресе. Каждый из нас пользовался «легендой». Я заявил, что разносил чистые полотенца в одном из борделей Мехико. Всех живо интересовал круг моих тогдашних обязанностей.

По завершении тренировочного цикла в Мэриленде Падильо вернули в Вашингтон. Привели в неприметный особняк на Эр-стрит, к западу от Коннектикут-авеню. Его желал видеть полковник.

— Выглядел он совсем как актер, играющий полковника в голливудских фильмах. Его, похоже, это раздражало.

Он сказал, что я могу внести значительный вклад в «борьбу за национальную безопасность». Если я соглашусь, меня демобилизуют, дадут американское гражданство и даже будут ежемесячно вносить определенную сумму на мой счет в «Америкэн секьюрити энд траст компани». Деньги я смогу получить по возвращении.

Я, естественно, спросил, откуда мне придется возвращаться.

— Из Парижа, — он пососал нераскуренную трубку, посмотрел в окно. Как я потом узнал, до войны он преподавал французский в университете Огайо.

Падильо провел во Франции два года, главным образом в Париже, обеспечивая связь маки с американцами. После окончания войны его вернули в Штаты. В банке он получил деньги, ему выдали регистрационную карточку, в которой значилось, что он нс годен к строевой службе, а генерал одобрительно похлопал его по плечу.

— Я отправился в Лос-Анджелес. За время моего отсутствия город изменился, но не намного. Люди по-прежнему жили там так, будто играли роль на съемочной площадке. Меня это вполне устраивало. На реальную жизнь я уже насмотрелся.

Денег мне хватало, но я все равно начал искать работу и вскоре устроился барменом в маленьком клубе в Санта-Монике. Я уже подумывал, а не стать ли мне совладельцем клуба, когда за мной вновь пришли. Опять же два молодых человека, в однобортных костюмах, в шляпах. Для меня есть небольшая работа, сказали они. На две, максимум на три недели. В Варшаве. Никто знать не будет, куда я уехал, зато по возвращении меня будут ждать две тысячи.

Падильо бросил окурок на пол и закурил новую сигарету.

— Я поехал. В Варшаву, а потом еще в дюжину мест, а может, и две дюжины, но в последний раз, когда они заявились ко мне в темных костюмах и с приклеенными улыбками на физиономиях, я ответил отказом. Улыбки стали шире, они приводили все новые доводы, но я стоял на своем. Тогда они намекнули, что в Вашингтоне задаются вопросом, а стоило ли давать мне американское гражданство, поэтому я должен выполнить и это задание, чтобы рассеять недовольство властей предержащих.