Картер Браун - Пропавшая нимфа - Сборник

— Продолжайте. Говорите все.

— Я не могу рассказать вам о своем браке с Грегори...

Это был какой-то кошмар. Выскочила я за него девчонкой, глупой, наивной, легко поддающейся чужому влиянию. Он был очень привлекательным, умел ухаживать. На девять лет старше меня. Люди предупреждали, уговаривали не делать такой глупости, но я воображала, будто все это продиктовано их завистью и ревностью. В нем была этакая самоуверенность и высокомерное пренебрежение к окружающим, которые импонируют молодым дурочкам.

— Понятно. Продолжайте.

— У меня были кое-какие сбережения. Он их забрал — и исчез.

Мейсон прищурил глаза.

— Вы ему сами вручили деньги или он украл?

— Украл. Вернее, выманил. Я отдала их приобрести какие-то акции. Он мне наговорил всяких сказок про друга, попавшего в тяжелое финансовое положение и потому желавшего расстаться с некими необыкновенно выгодными ценными бумагами. Наобещал мне золотые горы. Я собрала все, что у меня было. Он уехал «за акциями» и больше не вернулся. Мне до конца дней своих не позабыть, как он меня поцеловал, прежде чем улизнуть с моими деньгами.

— Вы заявляли в полицию?

Она покачала головой.

— Про деньги — нет. Подумала, с ним что-то произошло. Обращалась только с просьбой разузнать про все несчастные случаи, обзванивала больницы и даже морги. Прошло много времени, прежде чем я поняла, что он меня просто обманул. Наверное, не первую.

— Почему бы дам его не засадить в тюрьму?

— Я не смею.

— Почему?

— Не могу сказать вам этого.

— Отчего?

— Такое никому нельзя рассказать... Поверите ли, из-за этого я чуть было не решилась наложить на себя руки.

— Потому у вас в сумочке и лежит пистолет?

— Нет.

— Вы хотели застрелить Моксли?

Она молчала.

— Отсюда ваш интерес к положению о «корпус дэликти»?

Опять молчание.

Мейсон нажал рукой на ее плечо.

— Послушайте,— заговорил он напористо,— у вас многое на душе. Вам необходим человек, которому можно полностью довериться. Я сумею вам помочь. Знали бы вы, какие запутанные дела мне удавалось приводить в порядок. Расскажите-ка всю правду без утайки.

— Я не могу. Не смею. Это слишком ужасно.

— Ваш муж об этом знает?

— Великий боже, нет! Если бы вы понимали обстановку, то не спрашивали бы про такие вещи! У Карла своеобразная семья.

— В каком смысле?

— Вам не доводилось слышать о сэре Филиппе Монтейне, эсквайре из Чикаго?

— Нет. Чем он знаменит?

— Это очень богатый человек, к тому же из тех чудаков, которые кичатся своим родом, начатым еще до Революции, и все такое... Карл его сын. Я в высшей степени не нравлюсь сэру Монтейну. Вообще-то, он меня даже не видел. Но мысль о том, что его сын может жениться на медсестре, шокирует старого сноба.

— Вы познакомились со старым Монтейном после замужества?

— Нет. Но читала его письма Карлу.

— Знал ли он о намерении Карла жениться на вас?

— Нет. Мы удрали и обвенчались тайком.

— Карл во всем слушается отца?

Она закивала головой.

— Если бы вы видели Карла, то поняли бы это. Он все еще слабенький, в физическом и нравственном отношениях, из-за пристрастия к наркотикам. У него полностью отсутствует сила воли. Со временем это пройдет. Вы ведь знаете, что наркотики делают с людьми. Но пока он нервный, неуравновешенный, безвольный.

— Вы ясно видите эти недостатки и все же любите его?—удивился Мейсон.

— Я люблю его больше жизни. Я дала себе слово сделать из него человека. Для этого нужно только время и кто-то сильный, чтобы поддержать его. Вам необходимо понять, сколько мне пришлось вынести, чтобы представить, как я его люблю и почему люблю. Многие годы после первого замужества я жила в настоящем аду. Мне страстно хотелось покончить с собой, и однако же не хватало силы воли. Первый брак что-то убил во мне. Я бы никогда не смогла полюбить ни одного человека той любовью, которую испытывала к Грегори. Наверное, в моем нынешнем чувстве есть много материнского. Первая моя любовь была иллюзорной. Я мечтала о человеке, которого можно боготворить, молиться на него... Вы понимаете, что я имею в виду?

— А новый муж ценит ваше чувство?

— Будет ценить. Он привык во всем подчиняться своему отцу. С самого детства ему внушили, что главнее — это родовое имя и положение в обществе. Ему хочется пройти сквозь жизнь, опираясь на плечи давно умерших предков. Он считает, что семья—это все. Такая идея стала своего, рода манией.

— Вот теперь мы начали говорить о важных вещах,— одобрительно кивнул головой Мейсон.— Вы рассказываете мне о том, что камнем лежит у вас на душе, и получаете облегчение.