Флавье обошел бочки. Ужасное подозрение овладело им. Что, если... Она была еще довольно далеко от воды, но шла быстро. Видно, искала более пустынное место. Вот она нагнулась, чтобы пройти под низкими ветвями, и приблизилась к берегу. Флавье наблюдал из тени. Вокруг никого не было. Флавье на цыпочках подошел к ней, обнял за плечи и оттащил назад. Она закричала, отбиваясь.
— Стой,— сказал он.— Дай мне это письмо.
Они стали бороться, и сумочка раскрылась. Письмо выскользнуло оттуда и упало на землю. Флавье хотел поставить на него ногу, но промахнулся, и порыв вeтpa унес конверт. Флавье продолжал крепко прижимать к себе Мадлен.
— Вот видишь, что ты наделал! Оставь меня!
Он положил сумочку в карман и увлек молодую женщину в сторону.
— Я следил за тобой от самой «У Мариз». Почему ты пришла сюда, а? Отвечай! Что ты мне говорила в этом письме?.. Прощалась?
— Да.
Он тряхнул ее.
— А потом?.. Что ты потом собиралась делать?
— Уйти... Может быть, завтра... Сделать что угодно! ' Я так больше не могу.
— А я?
Он чувствовал себя совершенно опустошенным. Страшная усталость придавила его плечи.
— Идем!.. Пошли!..
Они углубились в узкие улицы, где мелькали подозрительные тени, но Флавье не опасался бродяг. Он даже не подумал о них. Его пальцы крепко держали локоть спутницы. Он толкал ее перед собой, и ему казалось, что они прибыли из такой дали, может быть, даже из страны мертвых.
— Теперь,— продолжал он,— я имею право знать... Ты — Мадлен?.. Ну, говори!
— Нет.
— Тогда кто же?
— Рене Суранж.
— Это неправда.
— Правда.
Он поднял голову, чтобы увидеть узкую полоску неба между высокими слепыми домами. Ему хотелось ударить ее, ударить до смерти.
— Ты — это Мадлен,— яростно повторил он.— Доказательство тому то, что ты назвалась Полин Лагерлак хозяину отеля.
— Только для того, чтобы ввести тебя в заблуждение.
— Ввести в заблуждение?
— Да... ведь тебе непременно хочется видеть меня еще и этой Полин... Я не сомневалась, что ты непременно займешься расследованием и оно фатально приведет тебя туда. Мне хотелось, чтобы ты сохранил воспоминание только о другой женщине, а Рене Суранж забыл.
— Тогда... эта прическа, эта хна?
— Я ведь уже сказала: чтобы уничтожить Рене Суранж... Чтобы в твоей жизни никогда больше никого не было, кроме этой Мадлен.
— Нет!.. Это тебя я хочу сохранить.
Он с отчаянием сжал ее руку. В темноте она полностью узнавалась им, с ее походкой, с ее духами и тысячью жестов, в которых нельзя было ошибиться. Приглушенная музыка проникала сквозь стены домов, вдалеке моргал какой-то фонарь, а сзади них пели на воде сирены.
— Почему ты хочешь ускользнуть от меня? — спросил Флавье.— Ты со мной несчастлива?
— Да.
— Из-за моих вопросов?
— Из-за этого... и всего остального.
— А если я пообещаю больше не задавать вопросов?.. Никогда!
— Мой бедный друг... Ты не сможешь.
— Послушай... Ведь то, о чем я прошу, так нетрудно. Признайся, что ты Мадлен, и мы больше никогда не будем говорить об этом... Покинем Марсель... Будем путешествовать, и ты увидишь, как прекрасна жизнь.
— Я не Мадлен.
— О! Невероятное упрямство! Ты настолько Мадлен, что даже усвоила ее манеру смотреть в пустоту, исчезать из реальности.
— У меня свои заботы, и на моем месте никто бы не выдержал такого.
Он почувствовал, что она плачет. Они направлялись к освещенному бульвару, прижимаясь друг к другу. Сейчас они вернутся к живым людям. Флавье достал платок.
— Поверни лицо.
Он нежно вытер ее щеки, потом поцеловал в глаза и взял за руку.
— Пошли!.. Не бойся ничего!
Они повернули на бульвар и смешались с толпой. В кафе играли оркестры. Мимо проносились джипы, набитые людьми в белых касках. Когда Флавье заговаривал с ней, Мадлен поворачивала голову. Горькая складка обозначилась у ее губ, но сам Флавье был слишком несчастен, чтобы жалеть еще кого-то.
— Отпусти меня,— сказала она,— мне нужно купить аспирин. Голова очень разболелась.
— Признайся сперва, что ты Мадлен.
Она пожала плечами, и они пошли дальше, прижимаясь друг к другу, будто двое влюбленных, но это он держал ее, как полицейский, который боится выпустить свою добычу.
Вернувшись в отель, они сразу прошли в обеденный зал. Флавье не спускал с Мадлен глаз. Под люстрой, с волосами, зачесанными к затулку, она предстала перед ним такой, как в первый раз в театре Мариньи. Он протянул руку и сжал ее пальцы.
— Ты ничего не хочешь сказать? — спросил он.
Читать дальше