Дэвид Балдаччи - Невинная

Зачем кому бы то ни было вырывать страницу из гостевой книги хосписа?

Ответ может быть только один. Чтобы скрыть, чьи имена были в нее вписаны. Совершивший это хотел стереть сведения о тех, кто посещал Элизабет ван Бюрен.

«И кто же? Брум? Гетти? Уинд? Двое из них? Все трое?»

Зигель сообщил ему, что Брума не видел лет десять, а Уинда или Гетти и вовсе со времен Первой войны в Заливе. Кэссиди сказал, что после войны не видел вообще никого, кроме Гетти.

Но что, если Брум, Гетти или Уинд узнали, что ван Бюрен здесь, и пришли навестить ее, когда она еще была в ясном уме? Зигель сказал, что она то приходила в сознание, то вновь его теряла. И не могла ли она проговориться? Сказать нечто такое, что пришлось заставить замолчать всех троих? Предположение кажется диким, но не более диким, чем любая другая из гипотез, посещающих сознание Роби в последнее время.

Уилл посмотрел на дату до и после пропавшей страницы. Восемь дней назад. Как раз укладывается. Зигеля не взяли на мушку, потому что он перестал приходить месяц назад. Рику Уинду пришлось умереть первым. Если вести обратный отсчет, получается, что его могли убить на следующий день после его предполагаемого визита к ван Бюрен. А если Кёртис Гетти не ходил в хоспис, это объясняет жаркий спор в закусочной, свидетельницей которого стала официантка Шерил Косманн. Брум сообщил Гетти. Потом мог сказать Уинду. А может, всё наоборот. Наверняка не скажешь, не видя, кто из них посещал умирающую…

Испытывать судьбу нельзя. Мужей, жен и бывшую жену – заодно потенциально опасного правительственного адвоката – надо было прикончить.

Брумы ухитрились улизнуть. На время. Но с невольной помощью Роби добрались и до них.

Дальше рассудок Уилла обратился к моменту подключения аппарата искусственной вентиляции легких.

Он поддерживает жизнь смертельно больной женщины.

Но заодно исполняет еще одну роль.

Не дает ей ничего сказать в моменты просветления.

«Не дает ничего сказать!»

В нее сунули трубку, чтобы заткнуть бедняжке рот.

Но то, что она поведала одному или нескольким членам своего бывшего отделения, и послужило причиной их убийства.

Роби буквально выбежал из квартиры и вскочил в лифт.

Надо наведаться в хоспис.

Часы посещений уже закончились. Но упорный стук Роби по стеклянной входной двери в конце концов привлек внимание санитарки. Он сверкнул значком, и его впустили.

– Мне надо повидать Элизабет ван Бюрен, – заявил он. – И сию же минуту.

– Это невозможно, – ответила санитарка, коротко стриженная блондинка лет тридцати.

– Ее не перевели из хосписа, нет? – спросил Роби.

– Нет.

– Тогда что?

Санитарка хотела было что-то сказать, когда появилась медсестра, с которой Роби беседовал раньше.

– Значит, вы вернулись? – с явным неудовольствием вопросила она.

– Где Элизабет ван Бюрен? Мне надо ее повидать.

– Она не может с вами увидеться.

– Мне уже сказали. Но почему? – напирал Роби, впившись взглядом в лицо медсестры.

– Потому что миссис ван Бюрен умерла около трех часов назад.

– Что случилось?

– Интубационную трубку удалили. Час спустя она мирно отошла.

– Кто приказал удалить трубку?

– Ее врач.

– Но почему? Разве для этого не требуется получить согласие родных?

– Я не могу этого сказать.

– Ладно, а кто может ?

– Наверное, ее врач.

– Мне нужно его имя и номер, сейчас же.

Позвонив, Роби переговорил с врачом. Терапевт не горел желанием обсуждать вопрос, пока Уилл не заявил:

– Я федеральный агент. Тут происходят события, в которых мы пытаемся разобраться. Элизабет ван Бюрен – единственный общий знаменатель. Вы можете сообщить мне хоть что-нибудь? Это жизненно важно, иначе я не спрашивал бы.

– Я не удалил бы трубку, если б этого не потребовали родные, – поведал врач.

– Кто именно потребовал?

Доктор замешкался, но потом сообщил:

– У мистера ван Бюрена была медицинская доверенность.

– Значит, он велел извлечь трубку… С чего вдруг такая перемена настроений?

– Даже не представляю. Я просто исполнил то, что он велел.

– По телефону или он пришел лично?

– По телефону.

– Весьма странно, что он не хотел присутствовать, когда его жена умирала, – заметил Уилл.

– Совершенно откровенно, агент Роби, я тоже так подумал. Может, у него имелись дела поважнее, хотя ума не приложу, что может быть важнее, хоть убей…

– Вам известно, где он работает?

– Нет, не знаю.