Мишель Бюсси - Помнишь ли ты, Анаис? [сборник]

Лефевр остановился в двух шагах от них и вдруг свирепо нахмурился, как будто в одночасье утратил всякую вежливость, а вместе с камнями растрескался и без того тонкий налет цивилизации.

– Вы сегодня никуда не едете?

Говен шагнул вперед и встал между женой и мужиком с кувалдой. Диана-Перль нашла его поведение изумительно рыцарским.

Настала ее очередь защищать Говенчика.

– Нет, – сказала она, томно опустив лиловые веки. – Мы немного устали. Вчерашний подъем к висячим долинам нас доконал. А у вас в усадьбе так мило, что будет приятно провести денек здесь.

– Угу. Работы только невпроворот, с ног сбиваюсь. Иной раз так хочется послать все к черту.

Он поиграл у них перед носом своей железякой, как мажоретка жезлом. Ни Говен, ни Диана-Перль не посмели спросить его о жене. Каждый взмах кувалдой словно говорил: только заикнись о ней – размозжу тебе башку. Оба понимали, что впервые ни словом не обмолвились о мадам Лефевр, что само по себе не может не вызывать подозрений.

Они простояли так целую вечность, не решаясь повернуться к нему спиной. Хозяин явно ждал, что жильцы поддержат разговор, и, не дождавшись, ушел первым, все с тем же хмурым видом.

Когда они поднялись в свою комнату, Говен бросил гвоздодер на кровать и нежно обнял жену.

– Давай еще подумаем… Не стану скрывать, моя Диана, не мне тягаться с этим животным, силы слишком неравные. Не лучше ли нам просто унести ноги и забыть обо всем?

– И жить с таким грузом на совести? Невозможно!

Она посмотрела на черную железку с раздвоенным загнутым концом, прятавшуюся в складках соломенно-желтого одеяла, как змея, под тяжестью которой просел песок.

– Открой шкаф, Говен, и покончим с этим!

– Минутку, милая. Я знаю, ты терпеть не можешь, когда я рассуждаю как учитель математики и картезианец [13] Картезианство – направление в истории философии, идеи которого восходят к Декарту. Для картезианства характерны скептицизм, рационализм, критика предшествующей схоластической философской традиции. , но иногда это необходимо. Если я открою шкаф этим гвоздодером, возможны два исхода. Всего два. И ни один мне не нравится. Или внутри нет никакого трупа, и тогда мы зря сломаем нормандский шкаф бедной мадам Лефевр, или там действительно спрятан не первой свежести труп, и в таком случае мы окажемся свидетелями преступления психопата, с которым нам придется оставаться наедине достаточно долго, пока не явятся полицейские…

Диана-Перль потянула носом. Пахло тошнотворно и уже совсем не слегка.

– Ты просто трус! – взорвалась она и принялась лихорадочно выбрасывать содержимое из комода и всех шкафчиков в комнате, в кухоньке, в ванной. Потом схватила тряпку и в поисках малейшего следа совершенного здесь преступления прошлась по всем предметам мебели и углам комнаты.

Говен смотрел на нее ошеломленный, вздрагивая от каждого шороха.

– Помоги мне, трусишка! – приказала Диана-Перль, уже не понижая голоса.

Она хотела перевернуть матрас, но мешал балдахин.

Через несколько минут общих усилий им это удалось.

И оба оцепенели.

Под матрасом была спрятана рубашка. Женская – белая, в кровавых пятнах, – похожая на те, что надевали когда-то на приговоренных перед казнью на гильотине.

Еще одно доказательство… но гнилостная вонь исходила не от этой тряпки.

И Говен принял решение.

– Диана, – скомандовал он, – набери номер жандармерии Дудевиля. Как только я открою шкаф, звонишь туда и все объясняешь, потом выходим, вещи оставляем, идем к машине, держимся естественно, не бежим и не оглядываемся.

Диана-Перль кивнула, дрожащей рукой сжимая телефон. Говен осторожно выглянул в окно.

– Где он?

– Не знаю, я не вижу его.

– Ну и ладно!

Говен взял гвоздодер двумя руками, прикинул фронт работ и решил начать с правой дверцы.

Не успел он коснуться верхней петли, как дверца рухнула на пол. В следующее мгновение отвалилась вторая, за ней последовали все консоли и полки. Покачавшись, обрушились боковые стенки, и оставшийся без поддержки карниз с ужасающим грохотом упал с двухметровой высоты.

Покатились по полу резные деревянные животные, искалеченные бабочки, безногие барашки, обезглавленные совы, расчлененные змеи. Карниз развалился на составляющие, как и панель одной дверцы.

Катастрофа.

Грохот наверняка эхом отозвался в самых дальних концах усадьбы.

Убийца не мог его не услышать!

Вот только убийцы-то никакого не было. Ни убийцы, ни трупа.