Владимир Двоеглазов - Отдельное поручение [Повесть]

— За бензином надо еще, — сказал сзади Пятаков.

— Где он?

— Вон, — махнул Пятаков в сторону склада ГСМ под обрывом. — Там наша, верней, ихняя, — указал на толстячка, — фляга стоит пустая. Дай мне шланг от бачка, — обратился он к парню в энцефалитке, который все стоял в шлюпке, принимая и отпуская, словно кладовщик, — я схожу накачаю.

Парень подал шланг, и Пятаков, волоча ноги по мокрому снегу, пошел к белым емкостям.

— Там же солярка должна быть, — усомнился Цветков.

— В емкостях — да, соляр, а в бочках — бензин, — пояснил парень в энцефалитке. — Для бензопил, видимо. Мы уж там бра… — осекся он, вспомнив, что рассказывает милиционеру, как воровали бензин.

— Он брал, — поправил толстячок, вытянув подбородок вслед Пятакову. — Мы тут ни при чем. И фляга не моя, — добавил он, вспомнив, что Пятаков указывал на него, как на владельца фляги.

— Фляга моя, — сказал парень в энцефалитке, с презрением покосившись на толстячка. Тот кивнул — справедливость была восстановлена.

Все надолго замолчали, глядя в сторону склада ГСМ, куда, не спеша, будто выбирая где ступить, шел, как по минному полю, Пятаков. Он сделал еще несколько шагов и, на ходу разматывая шланг, скрылся за грязно-белой емкостью.

— Коля, ты бы прогрел покамест двигатель, — обратился толстячок к парню в энцефалитке. Тот посмотрел на участкового и шагнул к мотору.

— Я сам, — остановил его лейтенант.

Парень остановился.

— Что — вы сами? — не понял толстячок.

— Сам прогрею.

— То есть вы… и поведете сами?

— Да.

— Любопытно, — сказал толстячок. — Выходит, мы с тобой и правда арестованные, — обратился он к парню в энцефалитке. — А наручников надевать не будете? — повернулся опять к Цветкову.

— Не болтайте глупостей, — сказала молчавшая до сих пор Ледзинская.

— Ну почему глупостей? — не унимался толстячок. — В наручниках не выплывем, коли шлюпка перевернется. А у нас столько народу, что немудрено. Вы ведь тоже поедете? — спросил он у Ледзинской.

Она не ответила.

— Тут и без наручников не выплывешь, — сказал парень в энцефалитке и поежился.

Пятаков показался из-за емкости, таща на плече почерневшую молочную флягу с бензином. Шланг он обмотнул вокруг локтя, но тот размотался и попал под ноги. Пятаков сбросил ношу, обвязал шланг вокруг пояса, вскинул с видимым усилием флягу и побрел еще более осторожно, чем шел туда, то и дело осклизаясь на мокром снегу.

На полпути он сильнее сгорбился и выглядел на белой равнине снежным человеком, раздобывшим где-то странный тяжелый предмет непонятного назначения.

«Прокурору города товарищу Сомову В. Ф. от гражданки Кобенковой И. А., проживающей по ул. Авиаторов, 7, кв. 12.

Прошу разобраться в моем заявлении и немедленно принять меры. В настоящее время мой муж Кобенков Анатолий Викторович, пилот 1-го класса, командир вертолета Ми-4, отстранен от полетов. Командир авиаотряда Дергачев А. А. сказал, что он отстранен временно, до окончания дела в прокуратуре, а там будет видно. Я прошу вас, товарищ прокурор, прямо сообщить мне: виновен мой муж Кобенков А. В. или не виновен, потому что я безотлагательно должна решить, оставаться ли мне здесь или улетать к маме. Если мой муж виновен и у него отберут пилотское свидетельство, то он не сможет прокормить меня и ребенка, и я вынуждена буду уехать от него, так как меня согласны содержать с ребенком родители, пока я опять не устрою мою жизнь. А если он не виновен, тогда прикажите командованию авиаотряда не самовольничать и немедленно допустить моего мужа к полетам, иначе он, за малым налетом часов, получит в этом месяце ничтожную сумму, где-то не более 200–250 рублей, и нам не на что будет жить и кормить нашего ребенка. Прошу не отказать мне и срочно сообщить ответ, иначе я буду писать Генеральному прокурору СССР».

Зима наступала широким фронтом: всюду по берегам лежал снег.

Справа и слева проплывали сосновые боры, смешанные частины, белые пространства болот и пойменных террас; то и дело взлетали, близко подпустив шлюпку с ревущим мотором, глухари и копалухи, порхали из тальниковых зарослей белые куропатки, и Пятаков, скосившись на свое ружье, лежавшее на дне шлюпки, вздыхал и вопросительно глядел на участкового инспектора. Но тот не хотел замечать ни дичь, ни выразительных взглядов Пятакова и лишь прибавлял газу, если позволяло русло.

Шлюпка оказалась не такой уж и перегруженной и шла ходко. На поворотах — при среднем газе — буль со стороны крена лишь наполовину погружался в воду, и не опасайся лейтенант плавника, он бы вообще не сбавлял хода, шел на полном. Лось, вернее, то, что осталось от него, тянул немного. Голову с рогами лейтенант выгрузил, пройдя от сплавучастка плёсов десять, а мяса было не более тридцати килограммов — из-за него угробили такого быка!.. Цветков мог выгрузить и мясо, и так он и поступил бы, если б шлюпка перегрузилась до опасных пределов; но этого не случилось, и он решил довезти лосятину до Ёгана и сдать на звероферму.