— Все, — сказал лейтенант. — Пошли людей подымать. Светает.
— Погоди, Валь, — поняв, что участкового не переубедить, сказал Пятаков.
— Ну?
— Как полагаешь: меня теперь с работы-то вышибут? Я ж сбежал фактически…
— Уж наверно. Не знаю.
— Ну, а деньги-то, что причитаются, отдадут?
— Хм… Ясно — отдадут. Что заработал — твое. Во всех смыслах.
— Тогда хрен с ним. Работы много — устроюсь. Может, еще по собственному желанию дадут уволиться… Ладно хоть заявления нету насчет поварихи.
— Насчет заявления — не обольщайся, — сказал участковый. Пятаков внимательно посмотрел на него. — Может… может, еще напишут, — сказал лейтенант, и ему показалось, что бумажка, где описаны хулиганские действия Пятакова, хрустнула во внутреннем кармане. — Значит, шкурки, говоришь, там же, в шлюпке?
— Там, — рассеянно подтвердил Пятаков.
— Ну и пусть лежат покамест. Ничего им не говори: ни да, ни нет. Понял?
— Понял, ага. Слышь, давай лучше на вертолетке полетим?
— Нет. Я же сказал.
— Упрямый ты, Валька.
— Упрямый, да. Но ты тоже упрямый. Я тебя за уши из тюрьмы тащу — ты туда лезешь. Покамест в этой системе упрямей ты. Твои результаты выше. Зло меня берет, как я на тебя погляжу. До того охота тебе сейчас морду набить — сил нету. Все. Давай топай, буди всех, я сейчас.
Пятаков кивнул, повернулся и исчез в снежной круговерти. Лейтенант достал из кобуры пистолет и вытащил из него обойму, в которой не хватало четырех патронов: трех, что он выстрелил, и еще одного, который был в патроннике. Вставил полную запасную обойму, а эту засунул в кармашек на кобуре. Теперь пистолет был заряжен девятью патронами.
Черная полоса воды, окаймленная белыми берегами, все расширялась и расширялась, и, когда они подошли совсем близко, так что стало видно всю ширину реки, участковый облегченно вздохнул: шуги не было. Снег и ветер стихли одновременно, сразу потеплело, но тучи не уходили.
К шлюпке, залепленной мокрым снегом, Цветков подошел первым, разрядил лежавшие на баке ружья и, скорее по милицейской привычке, нежели по срочной необходимости, спросил у подошедшего следом толстячка:
— Разрешение на «Белку» есть?
— Есть, — упавшим голосом ответил толстячок, решивший, что осмотром ружья и вопросом о разрешении начинается обыск. — Только не продленное, — добавил он еще тише. — Все времени не выберу зайти продлить…
— Не выберете, потому что вам его не продлят. Все нарезное оружие подлежит сдаче. Не относится только к охотникам-профессионалам.
— Зачем же тогда продавали? — спросил парень в энцефалитке. — Продали, а теперь отбирают…
— Продавали, когда тут три деревни было на весь округ. А теперь города. — Лейтенант обвел рукой вокруг себя, указывая на глухую прибрежную частину, на лиственницы противоположного берега и на черную воду Итья-Аха. — И не просто «отбирают», как вы говорите, а возвращают деньги. Вы повестку разве не получали? — обратился он к толстячку.
— Нет.
Врет, подумал Цветков.
— Но я сдам, — торопливо добавил толстячок, довольный, что милиционер пустился в объяснения и не полез под полубак. — Раз положено, так какой разговор…
— На месте разберемся, — сказал инспектор, сгреб с бака все три ружья и передал парню в энцефалитке. — Сложи-ка там в шлюпке. И портфели определи, — поднял с песка и протянул оба портфеля.
Если до этого толстячок еще сомневался, зачем милиционеры, идя на берег, взяли с собой портфели (может, у них там бумаги всякие, протоколы), то теперь стало ясно, что в город едут под конвоем, и, следовательно, опасность обнаружения мехов не только не снимается, но, напротив, увеличивается: уж в городе-то непременно обыщут. Пятаков, конечно, ничего не сделал. Когда он вошел утром без лейтенанта в балок, и толстячок, покосившись на спящую женщину-следователя, спросил, как с тем делом, Пятаков ничего не ответил. Значит, не спрятал, и стоит милиционеру открыть крышку багажника и запустить туда руку… Шкурки были уложены в целлофановые мешки и прикрыты двумя полушубками. Дурака сваляли, что стали делить их при Пятакове, подумал толстячок, лучше б не знал.
— Вы, товарищ лейтенант, с нами хотите поехать? — вежливо осведомился он.
— Нет, — помедлив, ответил участковый. — Вы — с нами поедете.
— Ha-a… вертолете?
— На шлюпке.
— A-а… вертолет как же?
— А вертолет без нас не пропадет. Долетит как-нибудь. Ну-ка вылезайте, — приказал он парню в энцефалитке, — столкнем. А ты давай залазь, Ольга Васильевна, — повернулся он к Ледзинской. — А потом ноги замочишь. Сапоги у тебя короткие.
Читать дальше