Теперь он уперся в нее плечом и надавил посильнее. Дверь со скрипом, преодолевая какую-то силу снаружи, отошла от косяка, и в щель хлынул холодный ветер со снегом. У порога в колено лежал сугроб. Он-то и держал дверь. Дальше снегу было поменьше, но все равно по щиколотку, и он все валил и валил.
Неожиданности никакой, конечно, не было, — напротив, этого следовало ожидать, судя по вчерашним тучам; но настроение заметно упало. Теперь было ясно, что по Итья-Аху вот-вот двинет шуга. Времени в обрез, а ехать придется в перегруженной шлюпке. Не погонишь.
Сзади чиркнули спичкой. Лейтенант оглянулся. Пятаков сидел на нарах и раскуривал папиросу. Затянувшись, он бросил взгляд на нары, где спал толстячок, и вдруг кивком указал лейтенанту на дверь. Цветков кивнул в ответ и вышел из балка. Выбравшись за торцовую стену, где не бил в лицо ветер, подождал Пятакова. Тот подошел, в несколько затяжек докурил папиросу и, швырнув в снег окурок, сказал без предисловий:
— Он знашь зачем побег за мной вечером?
— Кто? — спросил Цветков, прекрасно зная, о ком речь, но не желая показывать, что сам долго размышлял над этим.
— Толстяк, кто!
— Ну?
— Меха у него в шлюпке. Под полубаком.
— Так.
— Просил припрятать понадежней на берегу и место заметить. Зимой, мол, как-нибудь доберемся, на оленях или как, и заберем. Обыска боится.
— Так.
— Так-так! Затакал. Все.
— Как все? — удивился Цветков. — Не все. Откуда меха?
— Откуда. Сам знашь откуда. У охотников на спирт меняли. Две выдры, соболя, белки… Ондатры одной сорок с чем-то шкурок… Дурак человек! Знает, что за дешевку отдает, зато спирт вот он, с ходу, ни ждать, ни в магазин бежать — наливай да пей!.. Да что другие, я сам такой… Вот, мол, говорит, припрячь, а я тебе за это бутылку спирта…
— Ну и ты что?
Пятаков помолчал.
— Да что. Спирту-то у них больше нету. Весь вчера да позавчера выжрали. А в Ёган приедем — на черта он мне сдался… В Ёгане я сам с усам. Мне бы вчерась опохмелиться — веришь ли, на белый свет глядеть неохота было… да и сегодня б еще не отказался. Ну, сегодня, правда, терпеть можно.
— То есть ты не спрятал… раз у них спирту больше нету?
Пятаков усмехнулся:
— Ты, Валька, сколь уж в милиции прослужил, а все не знашь, что у вас не считается, по какой причине не сделал. У вас: сделал или нет. Так?
— Ну, — ответил лейтенант. — Я тебе ничего и не говорю.
— Как же не говоришь…
— Я к тому, что мне надо знать: для чего ты это сказал? Мне надо понять: с какой такой для себя выгодой ты это сказал? И чего мне ждать от тебя в дальнейшем?
— Жди бандитской пули.
— Я — кроме шуток. Доберись ты с ними до города, ты бы ко мне не пришел. Так?
— А ты что, никак городским уже заделался?
— Ты не финти. Отвечай.
— Валь, ну ты же знашь, что я вообще милицию десятой дорогой обхожу…
— Ты серьезно можешь разговаривать? Дело-то ведь и тебя касается.
— Это каким же боком?
— Там увидишь.
— Не, Валька, ты долго в милиции не прослужишь, ежели будешь за каждым разом так ковыряться. Тебя разрыв сердца хватит, помяни мое слово. Милиционер должен просто: разузнал, где что не так — за шиворот и в КПЗ. А ты копаешься… Ладно, давай без шуток. Ты вот что, ты меня не выдавай, что я тебе про шкурки рассказал. Ты знашь как сделай? Ты возьми как бы невзначай…
— Это ясно, — сказал Цветков, — спирт ихний жрал. Они тебе теперь братья-собутыльники…
— Вот именно, — перебил Пятаков. — Не скажешь?
— С ними не участвовал?
— Нет.
— А лося кто убил?
— Толстяк. Стрелять-то, блин, не умет. Сколь раз при мне по копалухе с двадцати метров мазал. А тут выехали на плёс, а лось — вот он, реку переплыват. Матерый лосище…
— Я видел…
— Ну, толстяк и шибанул почти в упор.
— Из «Белки», что ли?
— Не. Двустволку схватил этого длинного. «Жаканом» один ствол был заряжен. Все медведя хотели встретить. Так, чтоб со шлюпки можно было шибануть. Без риску.
— Ясно, — сказал лейтенант. — Охотников называй, у которых шкурки брали.
— Записывать будешь? — усмехнулся Пятаков.
— Так запомню. Давай говори.
— Не знаю охотников, — зевая, ответил Пятаков.
— Ну говори в которых местах, приметы.
— Ничего не знаю.
— Федор, давай не крути. Какой толк? Говори, коли начал.
— Ничего не знаю, правда, Валь. До меня они все набрали. При мне ни одной шкурки. Я бы сказал, чего уж теперь… — Пятаков достал новую папиросу. — Твои, — подбросил пачку на ладони. — Лейтенантша твоя снабдила. Слышь, Валька, ты ежли будешь с такими лейтенантами по командировкам ездить, тебе твоя Зинка все сковородники на голове переломает…
Читать дальше