Юлия Михалева - Невидимые

Макар влепил очередную пощечину. Мать отбросила молчанку, вступилась:

— Отстань от нее! Что ты творишь, подонок?

Макар замахнулся… но мать тронуть не смог.

— Кого ты воспитала? Подстилку! Знаешь, чем занимается эта шлюха? Ты за ней следишь?

— Макар! Прости! Все не так!

Он толкнул ее — Дашка упала, ударилась об угол сундука.

— Будто я не видел, как ты глазела! Ну ничего, сука — уж я найду тебе мужа. Все, уезжаем.

— Что ты делаешь? Куда снова нас на ночь тащишь?

— Заткнись! Бери Петьку и пошли.

Мать взяла на руки разбуженного криками, плачущего ребенка.

— Будь ты проклят! Забыл, поди, что такие люди, как твой дружок, и убили вашего отца?

— Да? И это потому ты воспитала шалаву?

Проходя через зал, Макар остановился.

— Мы поживем у Колеса.

— Вали, — равнодушно ответил Алекс.

Он сидел в своем любимом кресле — и снова пил.

Вышли из сквера. Макар свистнул, подзывая извозчика.

— Куда?

— В Старый город.

— Нее… Шутишь, брат.

— Да ладно. Так и откажешь? — он ловко схватился за уздечку.

Передумал. Однако дальше спуска все равно не поехал.

— Да хоть зарежь!

Пошли пешком.

Сумерки сгустились — тут и там вспыхнули костры, зажигались лампы на домах.

Макара то и дело узнавали — здоровались.

Перепуганных женщин постоянно приходилось подталкивать.

— Колесо! Колесо! — заорал Макар, встав напротив чудной избы.

— Заходи, — отозвались через окно.

— Можно, мы у тебя пока побудем? — взмолился, переступив порог, поздний гость.

— Да живи. Места валом. Что, поцапались?

— Ага.

— А чего?

— Лучше и не спрашивай.

— Бывает. Размещайтесь в горнице, а потом давай к нам. Аленка! Принеси, что надо.

— Нет, спасибо, мы уж сами, — отказался Макар.

Протолкнув семейство в горницу, он уселся на топчан.

Мать и сестра рыдали, прижавшись друг к другу.

Мысли в голову лезли — одна другой гаже.

Вдруг отчаянно захотелось исповедоваться и получить отпущение. За все грехи, которых так много случилось в последнее время.

"Чушь, чтобы такие, как ты, боялись".

Макар усмехнулся.

Все пустое. Нужно просто выпить. Нет — нажраться в дрова. Вот как он.

Глядишь, и отпустит.

Снизу слышались веселые голоса — и хозяев, и шумных гостей.

Стоит пойти к ним и отвлечься от разного бреда.

Макар вышел и спустился вниз по деревянной трубе-коридору.

Уродливый человек не давал спать соседям в ночи. Ухал, стонал, переваливался, обхватив себя за колени, как ванька-встанька. Унимать — страшновато: больно могуч.

— У! У! У!

Все повторяется. Пошла вторая неделя.

В который раз он здесь из-за того, кто и так был мертв.

О нем забыли опять, ни о чем не спрашивают…

И значит, снова кто-то погибнет.

— Тебе кто-то помогал?

— М-м-м.

— Ты один?

— А-а.

— Сколько их всего было?

— А?

— Тех, кого ты закопал за своей лачугой.

Уродливый человек поднял ладони — формой, точно лопаты — и поджал два коротких пальца.

— Восемь? Это с последней или без нее?

Тот самый сыщик, что пожалел в прошлый раз: отдал старую одежду и выпустил.

Из его слов выходило, что полицейские все же добрались до дома и каким-то образом сумели отыскать красивую, сладко пахнувшую бабенку. Но как? Они что, перекопали половину кладбища? А еще обвиняли: дескать, Лаптев оскверняет могилы.

А раз уж нашли, то, конечно, и отобрали. Но зато она теперь не помрет так быстро, как предыдущая.

— Ы! — один из поджатых пальцев распрямился.

— Она — девятая?

— А-а!

Когда уродливый человек пытался что-нибудь объяснять, люди обычно ничего не понимали и злились — ведь он не мог говорить, как все. Но этот сыщик — совсем не такой. С ним приятно вести беседу.

В кабинет вошел второй — седой. Первый, как только его увидел, снова будто помешался: опять принялся задавать странные вопросы.

— Как вы выбирали, к кому идти?

— Ыы…

— Вы искали что-то определенное? Фигурку?

— Эээ…

— Кто твои сообщники?

Человек вытянул трубочкой губы и скривился, показывая, что не любит чужое общество.

К счастью, оно уже давно перестало быть насущной проблемой. Он неплохо устроился на тихом кладбище: обустроил лачужку, а потом и колодец выкопал там, где точно не могло быть воды.

Никто к нему не ходил. Священник из местной часовни в чужие дела не совался, помощника обещал не брать. Они вообще друг друга хорошо понимали: обоим лишние глаза ни к чему. Да и работал уродливый человек за троих — со всем справлялся.