Дарья Симонова - Черный телефон

— Ничего из ряда вон выходящего. Обычное лоно семьи. Жесткое и неудобное. И брось свои комплексы. Я очень рада тебя видеть. И слышать. И самое главное, я тебе доверяю. Но что нам делать с твоей версией? Слава Птенцов — мой драгоценный друг. А друзей у меня почти не осталось. С тех пор как мы стали работать вместе, дружба как будто бы растворилась в едкой рабочей суете, но это лишь ощущение, которое лежит на поверхности. Птенчик не подведет. Он противоречивый, в чем-то невыносимый, в чем-то даже нелепый. Но именно так неправильно и выглядят лучшие люди. Даже если он убил Штопина… значит, он был прав. Слушай, а может быть, он просто заметал следы и спасал Рашида? Мужа Малики — помнишь? Может быть, все-таки Рашид добрался до своего заклятого врага…

— Послушай, давай по порядку! — в отчаянии воскликнул Давид, защищаясь от женского хаоса, вторгнувшегося в логику событий. — Я ведь сразу сказал: вряд ли Слава убийца. Он, скорее всего, соучастник, который скрыл следы преступления. А скрыл он их очень остроумно — вынеся статую почитаемого нами Александра Грина в футляре для саксофона. И кстати, почему ты не интересуешься, как это было технически?! — вырвалась наружу Давидова детективная обида.

— Интересуюсь-интересуюсь! — замахала руками Таня и даже поперхнулась кофе. — Просто ты меня настолько впечатлил этой странной картиной: Птенчик вместе с редакторшей Арсеньевой, которая еще и в розовом костюме… Сюр! Он затмевает любые детали. Может, там все-таки был не Птенчик, а его друг-саксофонист?

— Но голос-то я слышал…

— Ладно, действительно, давай по порядку. Создадим реконструкцию событий. Допустим, Штопин вместе с Людой по прозвищу Шнырь уединились в нашей кладовке, что уже смешно… Штопин и Шнырь! Какой-то тюремный роман! Ладно, прости меня за отступления. Это нервное. Давай дальше. Случайно в кладовку заглядывает Славка. Ну, допустим, за удлинителем или за туалетной бумагой. И вот он видит эту отвратительную сцену… потому что секс двух неприятных людей, наверное, вдвойне неприятен. Хотя… любители и здесь найдутся. Так, и что же дальше? Зачем Славке было лупить Грином по штопинскому черепу?

— Может быть, из ревности? Что, если Птенчик любил Люду, как бы нелепо это ни звучало для тебя. Как женщине тебе этого не понять. Но, поверь, даже на тех особ, что кажутся тебе отвратительными, найдутся охотники. Как ты метко заметила — любители на все имеются.

— Тогда Слава Птенцов просто чемпион по отвратительным особам! Люда Шнырь и редактор Арсеньева… просто-таки разнообразие кунсткамеры!

— Насчет редактора — мы ведь пока не знаем, в каких он с ней отношениях…

— Но с ней, поверь мне, любовная история более правдоподобна, чем с этой любительницей этнических бус. У Птенчика есть чувство юмора, а ни один мужчина с чувством юмора просто физически не сможет быть вместе с Людой Шнырь. Мне так кажется. И потом, этот роман Птенчик не сумел бы скрыть от нас, въедливых библиотекарш. Кстати, о бусах…

— Именно. Наконец, обратимся к объективным деталям и продолжим реконструкцию событий. Если ты помнишь, именно Слава Птенцов хотел ненароком умыкнуть бусы и отдать их Люде Шнырь. Полагаю, Птенчик — виновник того, что бусы пропали, а потом вернулись в твою сумку. Очевидно, что такой маневр мог сделать только свой человек. Зачем чужаку подбрасывать их обратно?

— А Славе зачем? — парировала Таня. — Тоже непонятно. Хотя ведет он себя странно, ты прав. На днях я видела его в церкви. Вот уж никогда не замечала в Птенчике богобоязненности.

— Полагаю, он ведет себя как человек с обостренным чувством вины. Но я бы не торопился приписать это вине за смертный грех убийства.

— Но уж если вина, то не перед вредной пронырливой Людкой. Скорее перед… кем-то, кого он так тщательно покрывает.

— Вина или… симпатия! — многозначительно изрек Давид.

— Да, старо как мир: как писала старушка Агата, истоки преступления — страсть или деньги, — усмехнулась Таня. — Но все же на чем основывается твоя уверенность в том, что статуэтка была вынесена в музыкальном футляре?

— На трости! — победоносно изрек Додик. — Помнишь, мне мерещилась группа лиц, которые в моем сознании превращались в преступную группу? И они искали трость. Так вот, они имели в виду вовсе не предмет опоры, а маленькую пластинку, деталь, без которой саксофон не может играть. Эта «преступная группировка» состояла из музыкантов и примкнувшего к ним Птенчика, который и потерял искомую трость, когда в спешке транспортировал бронзового Грина. Трость наверняка лежала во внутреннем кармашке футляра. Судя по всему, она была запасная. И когда саксофонист отдавал Птенчику свой инструмент…