Сергей Федоранич - Бог тебе судья

— Полицейские говорят, что вся наша деревня — огромное место преступления, — услышал я сзади голос Лилиан. — И что здесь жить нельзя. Но куда нам всем идти? Нам просто некуда.

— Привет, Лилиан, — сказал я.

Она стояла на лестнице, на втором этаже, и смотрела на меня глазами, полными слез. Она боялась подойти, потому что видела, как я вошел вместе с полицейским. На ней было ее летнее белое платье в мелкую-мелкую бабочку, мне его не было видно, но я хорошо знаю этот узор. Из этой ткани Лилиан сшила себе и постельное белье, и пижаму, и это платье.

— Коля мертв, — сообщила она.

— Я знаю, мне жаль.

Я поднялся и обнял ее. Маленькая, хрупкая и такая несчастная девушка прижалась ко мне и уткнулась лицом в мое плечо. Мне стало ее так жалко, что заболело сердце. Что теперь с ней будет? Коля заботился о ней, кто теперь это будет делать? Лилиан самостоятельная, но недостаточно, чтобы зарабатывать себе на жизнь, чтобы заботиться о себе.

Как и моя жена. Кто будет заботиться о моей жене? Я?.. Ведь она тоже недостаточно самостоятельна, чтобы заботиться о себе.

— Лилиан, послушай… Здесь есть еще люди?

— Да, во втором бункере. Они не выходят, они боятся. Я спускалась к ним, предлагала им выйти, но они отказываются.

— Их все равно найдут. Но перед этим нам нужно забрать документы, которые в кабинете у Кристины. Ты знаешь, как туда войти?

— Знаю. Но это опасно.

— Почему?

— Когда я спускалась в последний раз, ночью, чтобы полицейские не смогли за мной проследить, кое-кто из жильцов хотел сделать со мной страшные вещи. Он хотел меня убить. Я не знаю, кто это был, он был в маске, и у него было оружие. Я закричала, врубился свет, и ему пришлось убежать. Я заперла вход в ту часть бункера, но она и до этого должна была быть закрытой. Как он ее открыл изнутри? Со второго бункера это невозможно… И еще, он сказал мне, что все неверные погибнут, останутся только те, кто истинно верит.

— А сколько там человек?

— Я не знаю. Это знал Коля, но его убили.

— А ты помнишь его голос? Того человека в маске?

— Да, но я не знаю, кому он принадлежит. У нас ведь тут практически друг с другом не разговаривают.

— А почему?

— Что почему?

— Почему здесь никто ни с кем не разговаривает?

— Потому что мы уважаем добровольность общения. Люди могут поговорить, если они хотят, но если нет — просто нет, и все. Любые слова — это информация, а если мы не желаем получить информацию, мы просто не получаем ее, и все. Ровно то же самое, что и еда. Если нам не нужна эта еда, мы ее не едим. Понимаете?

— Более-менее. Мы можем спуститься в бункер? Чтобы забрать бумаги Кристины?

— Да, идите за мной.

Когда я в прошлый раз выходил из бункера, я не заметил, откуда мы вышли. И как я заходил в него в следующие разы, я не помню. Мы просто входили в какую-то комнату на первом этаже, сворачивали за угол и шли по длинному коридору, потом начинались ступени, и все, мы в бункере. Где была дверь, я понятия не имею.

Вот и сейчас Лилиан спустилась по лестнице на первый этаж, повернула за угол и устремилась по коридору. Я пытался разобраться, где мы, но во всех комнатах, которые мы проходили, окон уже не было.

— Мы уже в бункере?

— Давно.

Ступени, мы спустились по ним, Лилиан толкнула на вид простую дверь, но когда она открылась, я увидел, что она достаточно массивная, только снаружи обшита деревом, а внутри — сталь.

— А где вход в бункер, Лилиан? Вход — эта дверь? Я не совсем понял.

— Дом построен таким образом, что вход в бункер не найдешь. Бункер и дом слиты в единый комплекс, первый этаж и есть вход в бункер, — ответила она. — Если вы специально ищете вход, то не найдете его, потому что вы уже вошли. Вы заметили, что коридоры достаточно длинные? Потому что они идут в наклон, ступеней мало, и нет ощущения, что спускаешься на несколько метров под землю. Разве что воздух становится влажнее.

Это точно — с каждым шагом воздух становился все более влажным. За дверью со стальной начинкой начался длинный, темный, узкий коридор, виляющий и петляющий, словно кроличья нора. Он был весь в уклон, отчего мы пошли быстрее.

— А этот коридор куда ведет?

— В операционный блок, — ответила Лилиан. — Но это особое помещение, это не сам бункер. Сам бункер мы прошли, вернее его западное крыло, а есть еще восточное, оно огромное.

«Западное и восточное» для меня не говорили ничего, на местности я ориентироваться не умел. И никогда не понимал, как люди могут спокойно идти на северо-восток двести метров или выходить через северный вестибюль в метро, не имея на руках компаса.