Андрей Фёдоров - Желтый караван

Включили телевизор. Сели играть в домино четверо серьезных юношей с бородками.

— Вот с этими осторожней, — кивнул на них Махорский, — по ним нары плачут. А бороды — для маскировки, мол, психиатры бородатых уже всех сумасшедшими считают.

— Убираем палаты! — командовал санитар. — Кто в третьей староста? Не выбрали еще?

— На работу! — из коридора выкрикивали фамилии. — На трудтерапию!

— А какая работа?

— А по способностям! Кто трактаты пишет, кто с метлой, один «бугор» ездит учреждением руководить, ленивые — пакеты для лаврового листа клеют. Все я тебе расчихвостил? Тогда давай на самостоятельную жизнь. — Он подмигнул лошадиным оком: — И я, сам понимаешь, не загорать сюда пришел. Пойду покурю.

У Тишкина сигарет не было. В свою палату, к «Гераклу», он идти опасался. Правда, никто не звал и вроде бы внимания не обращали, но, когда Тишкин попытался выйти в дальнюю дверь, санитар оказался рядом:

— Куда это? Вроде вас не звали?

— Это я просто так! Не хами, примитив!

— Просто так которые вон телевизор смотрят! Между прочим, сейчас будет фильм прям переживательный, рекомендую.

Тишкин нашел место в простенке.

Недалеко от него жирный юноша с мокрым ртом раскачивался на стуле с точностью и однообразием маятника, да изредка проносился мимо Лева-бородач:

— Не болею, не болею! Здоров как бык!

Психиатр Макар Макарович — тяжеловес с лысым черепом, темным от курортного загара, как лежалый лесной орех, с черными быстрыми глазками, с очень красными губами, которые он то и дело далеко выпячивал, с руками крупными и набрякшими, с животом, который с трудом помещался между столом и холодильником в стандартной кухне, на рассвете писал стихи, просунув длинный, как бинт, листок запачканной бумаги между сияющих кастрюль:

Успев это написать, психиатр было убежал, так как его супруга Эля внезапно стала мыть кухонное окно, вылила на пол ведро воды и спросила пригнувшегося под сквозняком психиатра:

— А тебе опять делать нечего? Давай в магазин! Сосисок нет!

— Чистое же окно-то! Господи! А смотри-ка чего я создал-то! Прочитать?

Ответом ему был только жуткий вой от резиновой щетки, сновавшей по стеклам. Психиатр застонал, сунул стихи в карман и стал натягивать плащ, сильно шевеля плечами и сбрасывая этими движениями пальто и шарфы с вешалки.

— Я завтракать буду наконец? — гулко спросил из ванной сын.

— Послушай! Приподнимает нас волна…

— Ты еще здесь?! — взвыла резина под потолком кухни.

Макар Макарович побежал по лестнице.

Выбежав во двор, он увидел над крышами прозрачно-розовое, рыхлое, как ломоть арбуза, утреннее облако, розовый налет на поросших инеем тротуарах и по скверу зеленому с сединой, по ломкой, словно стеклом присыпанной травке напрямик проскочил в гастроном, в еще пустой и поэтому отзывавшийся на каждый шорох зал, в запах хлорки и опилок. В очереди он оказался третьим.

— Тут на тебя один улыбится, — шепнул ему через минуту сосед — дядя Коля, — ты ему не занимал?

— Кто? — обернулся Макар Макарович.

— Да у него небось зубы, что ли, болят. Все рожу закрывает.

— Это он от бутылок закрывается, от соблазна, — решил другой сосед — дядя Витя, — видать, завязал! Точно! У нас вон, Машутка не дасть соврать, один такой Степан, весь, мол, физический был, мог стол с бутельбродами и закусоном зубами носить, понял? За край укусит и носит. А тут завалился бухой в кювет и самосвалом собственным придавило его. Поперек!

— Задавило насмерть?

— Ну! Он его скинул с грудей-то! Враз! Но вот, понял, стал с тех пор в одну сторону дышать. Мол, вздохнуть могу, но не выдыхаю! Домой, мол, шасть, а жена, как обычно: а ну, дыхни! А он же не может! Так и завязал!

— А у нас? Один поддаватель всю дорогу на автопилоте ходил, без сознания, а тут стал все в удивление впадать: чтой-то мне новая наша вахтерша все автоматически ворота открывает? Вроде я не автобус и не директор! Все люди — в проходную, а я только окажусь — она кнопку жмет — и как король — в главное отверстие! Не выдержал он, спросил, мол, ты за кого же меня держишь-то? За кинокритика? А она, мол, ты мне не критик, ты, гад, точно рожей и плащом на моего мужика покойного похож, на алкоголика! А он-то уж так меня лупцевал, ежели дверь сразу не открою! Ну, наш-то обиделся, весь в другой плащ переоделся, умываться стал, очки купил. А эта — все равно открывает! Боюсь, мол, и все! Инстинктивно! Ну, как-то разговорились они, жалко ее нашему-то стало. Завязал, на ней женился. Да потом-то все и узнал! По карточке! Вовсе он на него, на бывшего мужа, и не был никогда похож. Это у нее такая стратегия была, понял?..