Анна Данилова - Стану рыжей и мертвой, как ты

Накормив Василия, Тамара уложила его в постель.

— Вася, что-то ты не нравишься мне, — сказала она, щупая ладонью его горячий лоб. — Приболел?

— Да нет, Томочка, — ответил он, не открывая глаз и пытаясь поудобнее устроиться под теплым одеялом. Его знобило. — Просто мне не надо было пить. Ты прости меня. Что-то я совсем расклеился.

Он поймал ее руку и поцеловал. На лице его появилась слабая улыбка.

— Вася… Мне надо тебе что-то сказать, — Тамара собрала всю свою волю и решительность в кулак и теперь не знала, что со всем этим делать. Получалось, что она дошла до того, что сама готова была сделать ему предложение.

И тут до Карташова словно что-то дошло. Он, вынырнув из своих горестных мыслей, связанных с предстоящим приездом Гринберга, открыл глаза, увидел Тамару и даже попытался подняться. Тамара усадила его, подсунув под спину еще одну подушку.

— Ты уходишь от меня, да? — спросив, Василий так и остался сидеть с открытым ртом, словно теперь все его чувства и даже инстинкты подчинялись лишь одному — тревожному ожиданию ответа.

— В смысле? — растерялась Тома, которая еще недавно задавала ему примерно такие же вопросы.

— Ну как же… Я теперь никто, и звать меня никак. Вот приедет Гринберг, поднимет меня на смех… Или еще хуже, даст интервью, в котором расскажет о том, как я сфальсифицировал факты, придумав про клад. Да меня и из музея уволят! Попрут, как сейчас говорят!

— Ну и пусть увольняют. Ты человек образованный, тебя вон в школу возьмут учителем истории или вообще пойдешь работать преподавателем в филиал нашего университета! Мы оперировали профессора Мишина, ты знаешь его, он как раз возглавляет этот филиал, поверь, Вася, он нам, хирургам, не откажет в помощи. Не переживай, без работы ты в этом городе точно не останешься!

— Так, значит, если все пойдет прахом и все отвернутся от меня, ты не бросишь меня?

— Нет… Мы не бросим.

Карташов снова напрягся. На лбу его выступила испарина. Тамара промокнула его лоб концом простыни.

— Не понял… Что это значит «мы»? С профессором, что ли? Я что-то уже ничего не понимаю…

— Я беременна, Вася. Мы — это значит я и наш ребенок.

Василий как окаменел. Просто замер, и удивительно, что он еще дышал, настолько был потрясен этой новостью.

Нет, конечно, он, взрослый мужчина, все понимал, что Тома по нечаянности могла забеременеть, но, воспринимая ее как женщину умную, к тому же медицинскую сестру, которая уж точно в состоянии о себе позаботиться в этом смысле, он и мечтать не мог о том, что она, забеременев от него, захочет оставить ребенка.

Он смотрел на нее, боясь сказать что-то лишнее, что может все испортить или заставить ее передумать. Однако и ясности тоже хотелось. Или просто еще раз услышать, что у них с Тамарой будет ребенок!

— Тамара?.. Ты беременна?

— Да.

— А я… я в таком случае мог бы стать твоим мужем? Или?.. — Он почувствовал, как даже кожа на его лице словно запаниковала и собралась складками на лбу. — Ты выйдешь за меня?

Беременная Тамара сделала то, что давно уже собиралась сделать, — заплакала. Она просто умывалась слезами.

— Да, Вася, конечно, выйду!

Карташов рванулся к ней, взял ее за руку и снова принялся целовать, словно пока еще не обрел права на другие части ее прекрасного тела.

— Боже мой, как же я счастлив!

Василий и сам не ожидал от себя, что это внезапно обрушившееся на него счастье, обещавшее ему настоящую семью, как-то притупит тревогу, связанную с ожиданием приезда Гринберга. Все то, чем он жил последнее время, эта усадьба и прозоровские тайны на самом деле оказались лишь неосознанной попыткой заполнить свою пустую и безрадостную жизнь. Кровь забурлила в нем лишь с появлением в его жизни Тамары. И теперь, когда он получил наконец то, о чем и мечтать не смел, ему стало стыдно, что своей такой вот внешней активностью и созданным на ровном месте амбициозным проектом по реставрации имения Прозоровых он просто пытался вызвать интерес Тамары к своей особе.

Они обнялись. Василий почувствовал на губах слезы Тамары.

— А о Гринберге ты не переживай, не надо. И никакого скандала не будет.

— Как ты сказала? — Он счастливо и рассеянно поднял брови, уже и не думая о Гринберге. Да и о Хорне тоже. Подумаешь, ну рассказал Яша другу, кто принес ему медальон! Да, может, он и не мог поступить иначе, поскольку речь шла об исторической ценности этой золотой штуковины, а он, Василий, все-таки историк, работник музея! Пусть вот теперь следователь Дождев объясняет, откуда у него предмет, снятый с останков графской борзой. Кто его снял? Кто раньше Тамары побывал в подземном будуаре графини?