Людмила Мартова - Дьявол кроется в мелочах

В случае развода такими предвестниками стало вдруг необычное и ничем не объяснимое спокойствие жены. За несколько лет до этого Феодосий привык к атмосфере постоянных скандалов и недовольства, как со стороны Нины, так и со стороны тещи. А тут внезапно стало тихо и практически спокойно, вот только за грудиной чесалось невыносимо. Оказывается, все это время его жена уже встречалась со своей подругой и строила хитроумные планы развода, а потому и молчала, чтобы Феодосий ей нечаянно не помешал. Она же не знала, что мешать он не собирался.

Когда заболел отец, оказалось, что в течение года Феодосий так же подсознательно замечал и его внезапную худобу, и осунувшееся лицо, и гримасы внезапной боли, и непривычную растерянность в глазах. Замечал, но не заострял внимания, а потом стало слишком поздно.

То, что он тогда непозволительно долго медлил, Феодосий Лаврецкий не мог простить себе до сих пор. Мама простила, и ему, и себе простила, потому что сконцентрировалась на заботе о внучке и сыне, к которым переехала жить. А Феодосий так и не смог и втайне от матери каждый месяц ездил на кладбище, один ездил и подолгу сидел на могиле у отца, просил у того прощения.

Сейчас в груди кололось и чесалось после довольно долгого перерыва, и Феодосий был убежден, что в этот раз не может сплоховать, а потому должен найти источник беспокойства и устранить его до того, как тот принесет настоящие неприятности. Именно поэтому вот уже час он сидел за своим рабочим столом и, вместо того чтобы разбирать ворох документов на столе (счета нужно было отправить на оплату, договоры подписать, об инвестиционных соглашениях подумать, ряд предложений принять, а другие отклонить), напряженно анализировал события последних дней, чтобы понять, какое из них стало сигналом будущего бедствия. На ум ничего не приходило.

Дни были обычными, дела рутинными, неприятности (куда ж без них) мелкими и быстро устранимыми. Единственное, что выбивалось из привычного набора действий, касалось любимого сотрудника Дениса Менделеева, а уж если быть совсем точным, его сестры Софьи.

Почему-то Лаврецкий то и дело возвращался мыслями к тому моменту, как доставал ее из ванны, укутанную в пушистый махровый халат. Ее наготу он не мог вспомнить, как ни старался. А он старался, и ему было неловко за это свое старание, как будто он был школьник, застуканный за подсматриванием под окнами публичной бани. Он помнил только, что ее тело показалось ему совершенным, и все. Никаких деталей, никаких подробностей, только ворс халата, смешно щекочущий ему шею.

Он был уверен, что эта самая Софья Михайловна, которую он, кстати, нанял на работу, вляпалась в большие неприятности. И отчего-то его это тревожило, хотя жизнь отучила Феодосия совать нос в чужие неприятности. Учить и лечить без запроса он считал недопустимым и неправильным, и помогать без запроса тоже. Но вот поди ж ты.

Софье Менделеевой грозила опасность, это Лаврецкий чувствовал, что называется, спинным мозгом и был уверен, что именно это предчувствие вызывает у него щекотку в груди. Кто или что именно ей угрожает, он не знал, но пообещал себе, что обязательно выяснит.

Конечно, по уму нужно было рассказать о своих подозрениях Денису, который относился к сестре с серьезной и обстоятельной нежностью, какую нечасто встретишь в отношениях, но оглашать вслух ничем не обоснованные страхи, вся объективность которых заключалась в мурашках за грудиной, он считал глупым. Да и волновать Дениса понапрасну не хотел. А значит, придется разбираться самому, пожалуй.

Телефона Софьи у него не было. Как-то не пришлось, к слову, попросить. Впрочем, Феодосий точно знал, что она уже подписала контракт на два вечерних занятия в неделю: по понедельникам и средам. Во вторник и четверг у нее были курсы в университете, и это не считая обычной преподавательской нагрузки. Она еще и репетиторством занималась по выходным, и почему-то Феодосию было неприятно, что она так много работает, хотя и ее брат работал тоже много, и этот факт Феодосия как эксплуататора рабочего класса совсем не напрягал.

Да и сам он работал с утра до вечера, не особо взирая на выходные. И из командировок не вылезал, потому что его рестораны по франшизе работали во всех уголках страны, и, чтобы запустить их, обязательно нужно было личное присутствие. Он мог неделями ночевать в гостиницах, поездах, самолетах, не появляясь дома, спать по три-четыре часа в сутки и при этом прекрасно себя чувствовать. Единственное, что Феодосия при этом беспокоило, — это тот факт, что он мало видит дочь.