Николай Леонов - Девушка с кулоном на шее

– Вы понимаете, – строго говорила хирург, – что своим допросом вы возвращаете пострадавшего снова в ту среду, в ту часть его сознания, где страх смерти, где боль, отчаяние и безнадежность. Ведь преступник сумел трижды ударить его ножом. Трижды Шаров ожидал неминуемой смерти, трижды он прошел через нее. Раз за разом. Не всякая психика это выдержит.

– Дорогая Ирина Григорьевна, – начал было проникновенным тоном Крячко, но Гуров положил руку на его локоть и поднялся.

В ординаторской воцарилась тишина, которую нарушали только маленькие часы-ходики у двери. Уютные звуки маятника, пощелкивания шестеренок. Гуров подошел к окну и стал смотреть на улицу. Вот так всегда, подумал он. Каждый считает, что он прав. А ведь правота не бывает только твоя или моя. Она единственная. И это надо понять и ощутить. Всегда, в каждом решении, в каждом поступке мы идем на компромисс. С коллегой по работе, с женой, да с самим собой, в конце концов.

– Понимаете, Ирина Григорьевна, – тихо сказал он, глядя в окно. – Иногда в жизни приходится обращаться не к высочайшей мудрости, а к простой арифметике. Да, да, к самой элементарной арифметике. Приходится просто считать и складывать. Или вычитать. Что больше: один или, скажем, пять. Да хотя бы один или два. Вы вот беспокоитесь за самочувствие Шарова, а преступник тем временем на свободе. Шаров единственный, кто его видел. И чем больше мы щадим именно Шарова, тем больше вероятность, что этот преступник убьет или искалечит еще кого-то. Да, мы обязаны его щадить. Вы – потому что давали клятву Гиппократа, мы – потому что давали присягу своему народу защищать и беречь. Но это решение и есть как раз мужество выполнения своей клятвы. Не умрет Шаров, просто придется с ним возиться еще и еще. Спасать его психику, лечить его тело и душу. Но мы этим поступком спасем еще и других невинных, на кого может напасть этот маньяк или кто он там. Нет у нас времени на ожидание. Вы помните Чернобыль? Тогда тоже можно было не посылать туда невинных людей, чтобы они не получили смертельных доз облучения. Но тогда бы пострадало и погибло намного больше, поэтому и посылали. Жертвуя немногими, спасали, можно сказать, целый мир. Это как на войне. А мы с вами, каждый в своем окопе, на такой же войне. Вы – за жизни и здоровье, мы – тоже за жизни, но защищая от преступников. Часто вооруженных, как вот в случае с Шаровым.

– Вы знаете, Лев Иванович, – покачала головой хирург. – Это нечестно – пользоваться своим красноречием, убеждая смертельно уставшую женщину. Я сегодня двенадцать часов простояла у операционного стола. А еще мне пришлось подменить другого врача, у которой муж попал в аварию, и ей нужно быть с ним в клинике.

– Что делать, – вздохнул Гуров. – Долг, он всегда долг. В каждой профессии.

– Ладно, пойдемте. – Пономарева поставила на край стола стаканчик из-под кофе и пошла к двери. – Я вас понимаю. Я даже выйду и останусь за дверью. Но прошу вас, товарищи. Как только у Шарова начнется истерика, вы должны сразу выйти и дать нам возможность вмешаться. Его реакция может привести к необратимым последствиям.

– Мы не будем его пугать и давить на него, – пообещал Крячко. – Мы будем просить у него помощи и призывать его к сотрудничеству. Обычно люди идут навстречу, когда осознают, что полиция – единственная, кто его действительно в состоянии защитить, спасти, помочь в безвыходной ситуации. Тем более что мы на самом деле выставим сегодня охрану у палаты Шарова.

– Ему грозит опасность? – Пономарева остановилась у двери и обернулась. – Час от часу не легче!

Павел Шаров лежал на спине и смотрел в потолок прямо над собой. Но стоило только приоткрыться двери палаты, как он сразу поднял голову с подушки и уставился на входящих. То, что с двумя мужчинами к нему пришла и его лечащий врач Ирина Григорьевна, несколько успокоило раненого, но взгляд парня оставался напряженным.

– Паша, это товарищи из полиции, – сказала Пономарева, подходя к постели и осматривая капельницу. – Им нужно поговорить с тобой. Ты же понимаешь, что все произошедшее с тобой будет расследоваться. Так что отвечай на все вопросы, а я потом приду с медсестрой, тебе пора делать уколы.

– Меня зовут Лев Иванович, – представился Гуров, пододвигая белый табурет поближе к кровати и усаживаясь на него. – А это полковник Крячко. Мы из уголовного розыска.

Шаров смотрел на гостей, переводя взгляд с одного мужчины на другого. Страх и недоумение в его глазах стали исчезать, но пальцы правой руки все равно стискивали простыню. Гуров осмотрел перебинтованное тело Шарова и остался доволен. Да, как и говорила лечащий врач, никаких серьезных ранений у парня не было. Даже рана в область живота и та оказалась не очень опасной. Чудом не были задеты внутренние органы. Шаров потерял много крови, и у него была сильно травмирована психика. Все-таки пережить такое нападение, мысленно уже попрощаться с жизнью, получая удар за ударом кинжалом. А парень он физически крепкий, может, поэтому и смог уворачиваться, вырываться, может, поэтому киллеру и не удалось его так легко убить.