Наталия Антонова - Не девичья память

— На работе я, Сергей Викторович, не девушка, а детектив.

— Ну, вот и ладно, — сказал он, входя в беседку и стряхивая со скамьи нападавшие листья.

Мирослава села рядом с ним и почувствовала, что атмосфера старинной беседки, тихий шум листвы и пряный аромат действуют на нее умиротворяюще.

— А теперь расскажите мне, что вам удалось узнать от Ромашова, — тихо попросил следователь, точно опасаясь разрушить хрупкую гармонию.

— Начать, наверное, надо с речи соседа Семакина. Он сказал, что видел трех девиц, звонивших в квартиру Павла.

— Но это было несколько месяцев назад.

— Да и именно тогда скончался Коршунов по известным вам причинам.

— Значит, вы думаете, что они и Семакина того?

— И Семакина, и Ромашова, — кивнула Мирослава.

— Но Ромашов жив и здоров, а Семакин не умер в постели, а выбросился из окна.

— Возможно, его начали запугивать, и он не выдержал психологического прессинга.

— А Ромашов?

— Именно тогда у Виталика появилась таинственная возлюбленная. И при этом он тщательно скрывает сам факт своей любовной связи.

— Вы что ж, думаете, — глаза Рябинкина полезли на лоб, — что он встречается с одной из тех?!

— Я в этом почти уверена.

— Но простите! Это невероятно!

— Сергей Викторович, сколько, должно быть, в вашей практике было невероятного.

— Хорошо, допустим. Но не ясно, с чего началась вся эта история. Может быть, ниточка все-таки ведет к «Милому другу»?

— Нет, скорее всего заведение госпожи Ветровой не имеет к этому делу никакого отношения.

— Вы что-то знаете?

— Когда Олег, Паша и Виталий еще учились в школе, они оказались замешаны в групповом изнасиловании некой Анны Полянской.

— Было заведено дело?

— Не знаю. Если и было, то его уничтожили, спрятав концы в воду.

— То есть?

— То есть мать Олега Елена Павловна Коршунова заплатила всем, кому надо, отмазав сына, а заодно и его приятелей.

— Откуда у вас эти сведения? — нахмурился следователь.

— Источники информации я вам, Сергей Викторович, не назову.

— Черт возьми!

— Довольствуйтесь тем, что я вам сказала или ищите сами.

— И поищем, — проворчал он. — А теперь расскажите, что вам поведал Ромашов.

— А, вот Ромашов мне как раз ничего не поведал. Он утверждает, что никакой любовницы у него нет, никакая троица к нему весенней ночью не врывалась и насилия над ним не учиняла.

— Вероятно, мне придется его допросить более пристрастно.

— Не утруждайтесь, Сергей Викторович.

— Это еще почему?

— Любовь у Виталия. И он будет стоять насмерть.

— Но любовь любовью, а…

— Вам этого не понять.

— Это еще почему? У меня что, любви не было, что ли?

— В том-то и дело, что была и, может быть, даже не одна и не две, — усмехнулась Мирослава.

— Что-то я вас не пойму…

— Там получилось по жизни, что у Ромашова до этого случая любви не было ни одной, и он уверен, что больше и не будет.

— Но почему?

— Вероятно, что-то с потенцией, — пожала плечами Мирослава.

— А как же с этой?

— Ей как-то удалось его расшевелить, и именно поэтому он по-собачьи ей предан.

— Занимательный случай…

— Весьма, — согласилась Мирослава.

— Вы всерьез думаете, что по прошествии стольких лет повзрослевшая Анна Полянская заказала своих обидчиков? — задумчиво проговорил следователь.

Мирослава пожала плечами:

— Не знаю. Пока я могу только предполагать.

Рябинкин поднялся со скамьи:

— Расстанемся?

— Надеюсь, не на веки, — усмехнулась Мирослава.

— Да, уж, как видно, какое-то время нам не жить друг без друга, — не стал спорить следователь.

Но, выйдя из сквера, они разбежались в разные стороны.

Мирослава решила, что пришло время наведаться к матери Олега Коршунова. Предварительно позвонив по телефону, детектив договорилась о встрече.

Длинные розовые облака, похожие на перья фламинго, были разбросаны по небу…

Семен привез Волгину в знакомый двор. На этот раз он показался Мирославе печальным и пустым. И все-таки в глубине души она радовалась, что на лавочке не было ни одного человека, и даже собачники запропастились неведомо куда.

Сема пожелал детективу ни пуха ни пера и достал книжку, настроившись на долгое ожидание, а Мирослава вошла в подъезд. Медленно поднявшись по лестнице, нажала на кнопку звонка квартиры Коршуновых.

А потом внимательно рассмотрела открывшую ей дверь хозяйку дома.

Первое, что бросалось в глаза — пронзительно-синие глаза, потом — плотно сжатые губы. Не закрашенная седина не портила красоты женщины, и волосы казались просто припорошенными снегом. Но сама красота была какой-то слишком сухой и не то, чтобы отстраненной, а как бы отстраняющей от себя весь мир, ставящей преграду между собой и всем остальным.