– Сложный вопрос, знаешь ли, – наконец ответила она и включила видео, где Шляпник разговаривал со своим лечащим врачом.
– Вы слышите голоса? – тихо спрашивал доктор.
– Да, иногда. Когда мне очень плохо.
– Что это за голоса?
– Разные.
– Это люди говорят?
– Да, разные люди.
– Что они говорят?
– Разное.
– О чем?
– О том, как их обижают.
– Что они говорят об этом?
– Разное. Мужчины, женщины, дети… Разное. Потому что несправедливость кругом. Несправедливость – имя этому миру.
– Эти люди вас о чем-то просят?
– О помощи.
– Как они просят помочь?
– Писать об этом.
Разговор длился еще несколько минут. Ни в чем другом, кроме написания писем, Шляпник не признавался, отвечал он с большими паузами, то ли с неохотой, то ли без интереса. Я вел машину и не мог разглядеть, как он выглядит. Краем глаза увидел кудрявую шапку рыжих волос.
Мы остановились на заправке, купить снеков и кофе. Оказывается, у кофеманки Вики уже имелись любимые кофейные автоматы по пути следования в Ставроподольск.
– Заболевание Шляпника в стадии обострения проявляется в том, что он становится одержим некоей мегаидеей, называет себя последним оком истины, ПРАВДОРУБОМ, который выведет на чистую воду погрязший в грехах Ставроподольск, – начала Виктория, устроившись поудобнее с чашкой в руке и с удовольствием закусывая кофе сладкими яблочными чипсами из пакета. – Ни в своих возможностях, ни в своей избранности он не сомневается. В возрасте двадцати двух лет Шляпнику поставили диагноз «шизофрения». Когда же в деле появились письма от разных людей, то диагноз пытались скорректировать. Предполагали даже диссоциативное расстройство, это когда в сознании больного сосуществует несколько разных личностей. Эту тему неплохо описал Даниел Киз в документальном романе «Множественные миры Билли Миллигана».
– Я фильм смотрел, – вспомнил я.
Кстати, это тоже был детектив: Билли Миллиган был виновен, правда, ему удалось избежать наказания за несколько ограблений и три изнасилования, так как психиатрическая экспертиза доказала, что преступления совершал не сам Миллиган, а две его альтернативные личности. Интересно, что изнасилования совершала активная лесбиянка Адалана, одна из двадцати четырех личностей, уживавшихся в теле Билли. Просто снос башни. Не зря многие обвиняли Миллигана в симуляции, однако психиатры все-таки доказали обратное: это действительно была болезнь.
Виктория кивнула. Фильм она тоже смотрела, но у Шляпника диагноз «множественная личность» не подтвердился. Шляпник не отожествлял себя с голосами, которые возникали в его голове и надиктовывали письма.
– Напротив, – продолжала Виктория, сверяясь с документами. – Больной утверждает, что голоса он слышит отчетливо, но сам при этом не перестает ощущать себя самим собой: Алексеем Шляпником, художником сорока трех лет. Голоса, живущие в голове, надиктовывают Шляпнику письма, которые он подписывает именами и фамилиями этих несуществующих людей.
– То есть первоначальный диагноз подтвердился? – поинтересовался я.
– Да, шизофрения с псевдогаллюцинациями.
– А почему же тогда речевая манера писем, написанных самим Шляпником, отличается от речевой манеры писем, которые диктовали голоса?
– А вот это очень любопытно, – оживилась Вика. – В письменной продукции, которая точно принадлежит Шляпнику (его дневник и те жалобы, которые он сам вручал через почтальона), чаще нарушаются синтаксические связи в предложении, без существенного нарушения логики. А в письмах, надиктованных голосами, наоборот – синтаксис гладкий, а логика как раз страдает серьезнее, соскальзывание мысли прослеживается в каждом. Отличается и композиционная структура писем Правдоруба и жалоб Шляпника. Это мне тоже кажется весьма странным.
– Но ведь Шляпник признает, что письма Соколова, Моканкина и Олейник написал лично он? – уточнил я.
– Признает, но психиатр говорит, что такое возможно просто потому, что Шляпник согласен с тем, что в этих письмах написано.
– То есть ты считаешь, что он не писал этих писем?
Ответ ее меня поразил. Чуть ли не впервые в жизни Виктория была не уверена в своем методе анализа.
– Но все-таки, – продолжала она, щурясь, как от яркого солнца. – Если бы это были личности внутри его головы, как в том знаменитом деле Билли Миллигана, тогда расхождение речевых манер было бы объяснимо. Но у Шляпника нет раскола личности. Личность одна, а речь разная. Это подозрительно как минимум. Кстати, это вообще миф, что шизофрения – раскол сознания и личности. Те самые остатки старых знаний в языке, как ты говоришь. Швейцарский врач Эйген Блейлер в тысяча девятьсот восьмом году дал имя заболеванию от древнегреческого слова «схизис» – «расщепление, раскол». Так народная этимология и стала приписывать этот раскол шизофреникам, трактуя его как раздвоение. Но на самом деле тут скорее имеет место раскол взгляда на мир: мир перестает клеиться в единое целое. Вот что происходит. Человек может любить и ненавидеть одновременно, не в состоянии сделать выбор, принять решение, говорит взаимоисключающие вещи. Речь все это отражает, но она будет последовательно искажена, а не так, как у нашего подозреваемого. Я сейчас вижу две речевые манеры – одна Шляпника, вторая – Правдоруба, пишущего от лица разных людей. Вот так. Но я не уверена. Так что в этом деле еще предстоит разбираться и разбираться.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу