Юлия Алейникова - Проклятие Пиковой дамы

Толик с Захаром во все глаза смотрели на Зою Дмитриевну.

— В общем-то, технически нам почти все понятно, — проговорил капитан, стараясь скрыть распиравшую его радость от столь неожиданно наступившей развязки, — но чего я не могу понять, так это, за что вы убили Илью, ведь он был вашим внуком?

— Почему я убила собственного внука? Ужасно, да? — усмехнулась Зоя Дмитриевна, потом молча, не спеша достала сигареты, закурила, словно размышляя, как с ней такое произошло. — Как я уже говорила, Илья был славным ребенком, но инфантильным, избалованным, как и моя Наталья. Он жил играючи, не о чем не волнуясь, ни думая о завтрашнем дне, у него не было обязательств, ответственности, этакий мотылек. Само по себе это было не страшно, пока он не увлекся игрой. Для человека со слабой волей любой порок губителен. Наркотики, азартные игры, алкоголь, да что угодно. К алкоголю Илья был равнодушен, наркотики, слава тебе Господи, его тоже миновали, но вот азарт. Тут он оказался совершенно бессилен. Игра поглотила его, а потом был тот самый проигрыш, о котором я вам уже рассказывала. Я бы ни за что не стала вмешиваться, если бы не Ваня. Я люблю этого мальчика. Он очень похож на Алексея, это мой покойный муж. Ваня такой же волевой, такая же умница. Он учится в физико-математической школе. Отличник, — с гордостью проговорила Зоя Дмитриевна. — Когда он родился, Илья с Полиной мало им интересовались, им хотелось жить прежней жизнью, веселье, компании, удовольствия. Наталья работала, родители Полины тоже. С мальчиком много времени занималась я или нянька. Потом был развод, Полина пошла работать, Ваню не сразу удалось устроить в сад, и я снова оказалась с правнуком. Я не очень сентиментальный человек, скорее сухой и жесткий. Такой меня сделала жизнь. Но Ваня, он растопил мое сердце, заполнил пустоту, образовавшуюся после смерти мужа.

Алексей был намного старше меня, двадцать лет разница. Немало, — глядя преимущественно на капитана, рассказывала Зоя Дмитриевна. — Я дочь кадрового военного. Моему отцу повезло, он пережил войну, вернулся домой живой, невредимый. Я родилась в сорок пятом, мы жили в Ленинграде, отец служил в штабе округа, моим родителям казалось, что впереди нас всех ждет только счастье. А в пятьдесят третьем отца арестовали, за компанию с его начальником. Того обвиняли в шпионаже в пользу западных держав, от отца требовали показаний, а он проявил благородство, отказался предать командира. Расстреляли обоих. А нас с матерью сослали в жуткое местечко под Магаданом. Вот тогда-то я, вероятно, и утратила всю мягкость и нежность, как-то очерствела. Выживать нам приходилось не хуже, чем в войну. Холод, голод, болезни, а еще и всеобщая ненависть. Мать скончалась в пятьдесят седьмом, вскоре после реабилитации, мы даже в Ленинград не успели вернуться. Меня определили в детский дом. Жуткое это было местечко. Не хуже тюрьмы. Им там не было дела до развенчания культа личности, реабилитаций и прочего, для работников детского дома я была дочерью врага народа. Дочерью предателя, и им не было дела до того, что мой отец дважды Герой, майор, честный человек. Таких, как я несчастных, там было около ста человек. Воспитатели издевались над нами как хотели, закаляя в нас волю, или ломая, взращивая в нас злобу, превращая в маленьких волчат. А потом вдруг приехал незнакомый человек из Ленинграда, в хорошем дорогом костюме, красивый, мягкий, не похожий на окружавших нас людей. Он был словно сон, словно ожившая память о прошлом. Он назвался моим родственником и забрал из детского дома. Это был Алексей, мой будущий муж. Как я потом узнала, ему пришлось дойти до горкома партии и даже кое-кому хорошо заплатить, чтобы забрать меня. Руководство детского дома было твердо намерено держать меня там до конца «срока».

Так мы познакомились. Мне было пятнадцать, ему тридцать пять.

— Но откуда он о вас узнал, зачем вы ему понадобились?

— Кем он вам приходился?

— Он был сыном того самого командира, которого не захотел предавать мой отец. Он был уже взрослым человеком, когда наших отцов расстреляли и тоже потерял многое. Но его хотя бы не арестовали, и не сослали. Он тоже остался сиротой. И поскольку Алексей уже умер, могу вам рассказать о нем правду. Теперь это уже никому не повредит за давностью лет. Потеряв все, оставшись без жилья, работы и друзей, он связался, как сейчас говорят, с криминальными элементами. Нет, он не стал бандитом с большой дороги, он стал криминальным авторитетом, как теперь говорят. Гуру преступного мира. Алексей был талантливым математиком. Уверена, не случись этой трагедии, он бы многое мог сделать для советской науки, а так… Его аналитический ум мог рассчитать и спланировать любую операцию. Так он сам их называл. Но Алексей был умен, он не опустился на дно, не выпал из обычной жизни. А воспользовавшись новыми связями, сделал себе документы на чужое имя и начал новую официальную жизнь скромного преподавателя математики, не высовывался, честно выполнял свою работу, жил тихой незаметной жизнью. Путем каких-то немыслимых обменов он получил ту самую квартиру, в которой мы сейчас проживаем и в которую он привел меня девчонкой. Алексей жил замкнуто, без друзей и привязанностей, и, наверное, очень истосковался по родной душе, от одиночества, а потому, когда я появилась в его жизни, всю свою любовь, доброту, нежность направил на меня. Он был мне отцом, старшим братом, самым надежным и верным другом. Мы оба истосковались по душевному теплу, по семье. Поэтому, когда я появилась в его жизни, Алексей решил завязать с активной преступной деятельностью. Он только давал советы, но стоили они очень дорого. Затем он занялся ростовщичеством и скупкой краденого, но не на прямую, он разработал какую-то схему, с ее помощью он, как сейчас говорят, «отмывал» украденное. Затем он стал называть это «коллекционированием» и всегда говорил мне, что при советском строе самое надежное вложение — это произведения искусства. Они всегда растут в цене, их можно скрыть от посторонних взглядов и всегда можно объяснить наследием предков.