Марина Болдова - Два сына одного отца

Она целовала его открытую ладонь, с болью глядя на то, как мучается этот, ставший ей родным, мужчина. То, что он встанет на ноги, Тоня не сомневалась. Но время! Только б ему хватило терпения!

— И ты будешь меня ждать? — похоже, что он тоже читал ее мысли.

Вместо ответа Антонина наклонилась к нему, обняла за голые плечи и поцеловала долгим, далеко не дружеским поцелуем.

Она ушла, а он упал в бездонный сон. «Падал», испытывая на ходу невероятное облегчение. Светло, легко и с огромным желанием. Желанием жизни. И проснулся с ним же. Они сказали друг другу всего десяток слов, остальные передавая мысленно. А понятно стало многое. Все надуманное им в минуты отчаяния, сомнения, страхи ушли с ее поцелуем. Он на этот поцелуй и не рассчитывал. Дубенко считал себя реалистом и отчетливо понимал, что представляет собой на сегодняшний момент. Поэтому и не надеялся. Но она рассудила по-другому. «Рассудила»! Слово-то какое — неправильное. Рассудок здесь ни при чем. Не подчиняются такие поцелуи рассудку. И слава богу. А то бы он приписал все жалости.

Иван хохотнул. Представить Антонину, жалеющую его, он не смог.

Иван прислушался. В коридоре возле дверей палаты вели спорный диалог два пылких собеседника. Один голос принадлежал профессору Фролову. А второй… Спорила с ним Антонина. «Да кто он тебе, в конце концов?» — громко и как-то нервно выкрикнул Фролов. Антонина ему что-то ответила. Дубенко замер. Через мгновение открылась дверь и спорщики вошли в палату.

— Проснулись, Иван Иваныч? — Фролов подошел ближе.

— Как видите.

— Давайте-ка тогда сообща обсудим один вопрос. Готовы?

Иван вопросительно посмотрел на Антонину, но та молчала. Он перевел взгляд на профессора и согласно кивнул.

— Не буду ходить вокруг да около. Предлагаю операцию. Буду делать сам. Скажу сразу. Шансы, что она сдвинет ситуацию с мертвой точки, простите за каламбур, — пятьдесят на пятьдесят.

— А зачем тогда? И каков риск?

— Затем, что в случае успеха вы через две недели будете бегать. Риск есть. Может все остаться как есть.

— То есть неподвижность. И что дальше?

— А дальше консервативное лечение. Медленное, но верное. По отработанной схеме. На ноги вы все равно встанете, но позже.

— Через сколько?

— Полгода, год.

— Я согласен.

— Ваня! — не выдержала Антонина.

— Антонина Игнатьевна боится за тот один процент, который отводится на любую операцию, даже на удаление аппендикса. Случайный плачевный исход.

— Всего один процент?

— Да, Ваня. Но это тоже риск, — Антонина не оставляла попыток отговорить его.

— Я согласен.

— Вот и ладно. Вот так, Антонина Игнатьевна. Вот вам и жажда жизни. Зайдите ко мне позже, хорошо? — Фролов, засунув руки в карманы халата, вышел из палаты.

— Ваня, ты сошел с ума. У нас и так бы все получилось.

— Когда, Тоня? Две недели! Ты хоть представляешь, что такое полгода, а что — две недели? Знаешь, что я с тобой сделаю через эти две недели?

Антонина покраснела. Она не занималась «этим» уже скоро год. Нечастые пятиминутные упражнения с поэтом Владом, засыпавшим прямо на ней, она не считала. А тут только от одной мысли…

Иван с удовольствием наблюдал за Антониной. Ему и раньше нравилось приводить ее в замешательство, а уж теперь, когда нарисовалась такая тема! Скажите — женщина полтинник разменяла, а краснеет, как девица.

— Тонь, поцелуй меня, а?

Антонина торопливо чмокнула его в сухие губы.

— Меня Фролов ждет. Потом.

Она махнула ему рукой и исчезла за дверью.

Она медленно брела вдоль шоссе, не замечая, насколько противно сыро и хлюпко в промокшей обуви. Ее бесформенная фигура не вызвала интереса даже у парочки бомжей, собиравших бутылки, выброшенные из окон проезжавших машин. Да и местоимение «она» к ней можно было применить с трудом. То, что некогда было модельной стрижкой, колтунами сбилось на затылке и свисало сальными прядями на лоб и щеки. Спортивный костюм только с натяжкой можно было б назвать одеждой: драные локти и колени, пятна неопределенного цвета и происхождения. Только фирменная надпись еще оставалась яркой и вызывающе аккуратной на жалких лохмотьях. Не так давно ее просто выкинули из трейлера, везущего груз куда-то на север. И проехала она там всего ничего, а попользоваться ею успели несколько небритых, с нечищеными зубами азеров. А ей было все равно. Главное — ехать. Куда-нибудь.

Лера вспомнила, как всего несколько суток назад стояла перед дверью в родительскую квартиру. Злая из-за неудач. Как ей не везло! С самого начала… А он, Беркутов, словно заговоренный. В первый раз эта бабка, соседка его, не вовремя вернулась. А не должна была в этот день вернуться совсем: Лера подслушала разговор двух старух — баба Лиза к родне в деревню с ночевкой собиралась. Ладно, вопрос с ней решился сам собой. Не жалко старую грымзу ни капельки. И кота ее вшивого тоже. Съел-таки колбаску, которую она оставила в миске. Почему ж не взорвалось-то? Все она сделала правильно: окна закрыла, газовые краны открыла, свет выключила. Стоп! Свет! В коридоре оставила, заторопилась! Вот дура!.. Ну хорошо. А выстрел? Как было не попасть с такого расстояния? Она ж стрелок неплохой, отец поднатаскал-таки втайне от мамочки. Ну, не снайпер, но все же! В последний момент рука дернулась. А все эта тетка виновата, что в беседке маячила. Она эту беседку для позиции облюбовала, темно там — глаз коли. А перед подъездом свет. Очень удобно. Тебя не видно, мишень ярко освещена. А эта уселась там и сидит. Пришлось за мусорными бачками прятаться. Но самое главное, эта клуша еще за ней рванула. А в папочкиных кроссовках не набегаешься. Одну потеряла… ну да не страшно: размерчик-то не женский! Специально надела — пусть мужика ищут. А что эта же тетка делала в больнице у него? Может, работает там? Нехорошие совпадения какие-то. А если она, Лера, ошиблась? И влюбился он не в ту соплюшку с экрана, а в эту тетку? Нет, быть не может. Он нес девчонку на руках и смотрел на нее, как на единственное сокровище. Так смотрят только любя… Недаром, когда Лера увидела тот репортаж, первая мысль появилась — все, теперь она его потеряла навсегда. Даже зная обо всех его походах налево, она никогда не беспокоилась. Мужики гуляют все. Без исключения!