Павел Астахов - ДНК гения [litres]

Зал полон. Более того, переполнен: какие-то люди сидят даже на подоконниках. Не помню такого аншлага… Как, наверное, завидует мне сейчас Антон Халатов…

Хотя сюжет у нас развивается неправильно: главная новость дня уже всем известна – за что спасибо газетчикам и тем, кто слил им эту информацию.

Суду представлено экспертное заключение, согласно которому ДНК Роберта Гуреева и Андрея Христофорова совпадают на 99,9 процента!

Пожалуй, на этом в деле можно ставить точку. Победитель гандикапа на приз в виде всего имущества великого артиста определен…

Но слово берет один из парижских адвокатов Гуреева – месье Ришар. Тот самый темнокожий джентльмен, я прямо как чувствовала что-то…

– Ришар? Как похож! – хохмит кто-то в публике, и мне приходится пускать в ход молоток.

И прятать улыбку: шутка, наверное, не политкорректная, но забавная. Наш месье Ришар действительно похож на своего однофамильца-артиста, как негатив на позитив: у него тоже широкий лоб, тонкий длинный нос и целая шапка неукротимых волос, от природы закрученных тугими пружинками. Только все это не светлое, а темное.

Месье Ришар начинает говорить по-французски, и я оглядываюсь в поисках переводчика, но тут он неожиданно переходит на русский и даже показывает большой палец шутнику:

– Зачет!

Я поднимаю брови. Даже так, он и сленг знает?

Публика радуется: шоу продолжается.

– Университет имени Мориса Тореза, – с улыбкой объясняет мне Ришар. – Я не случайно попал на работу к маэстро Гурееву, он высоко ценил российское образование…

Я киваю: да, Великий Роберт не был лишен патриотизма, хотя и понимал его по-своему. Но какое значение это имеет сейчас?

– Крайне важно, чтобы суд ознакомился с уникальным документом из личного архива маэстро Гуреева, – вновь становясь серьезным, говорит Ришар. – Это своеобразный дневник, в котором он эпизодически делал записи на протяжении ряда лет, что-то вроде набросков для будущей автобиографии… К сожалению, маэстро не успел ее написать…

«А может, это к лучшему?» – думаю я, интуитивно предвидя перелом в сюжете. А ведь он у нас едва сложился…

– Вот эта запись представляет особую важность, – Ришар почтительно принимает от помощника растрепанную толстую тетрадь – она уже раскрыта на середине. – С вашего разрешения я зачитаю с листа?

Я киваю.

– Но прежде позвольте предоставить заключения специалистов, подтверждающих, что соответствующая запись выполнена собственноручно Робертом Гуреевым…

– Не нагнетай! Читай! – нетерпеливо рифмует горлопан из публики.

Я требую тишины и обстоятельно изучаю предоставленное экспертное заключение.

Затем прошу Ришара продолжать, и тот зачитывает вслух фрагмент из неопубликованного дневника Роберта Гуреева:

– «О поклонниках». – Тут он находит взглядом старшего Христофорова и дальше уже читает как будто лично для него.

За долгие годы я так и не определился в своем отношении к людям, чьи шквальные аплодисменты бывали для меня ровно тем же, чем попутный ветер для парусов корабля.

Поклонники… Мне никогда не нравилось это слово.

В нем чудится что-то унизительное, ведь самодостаточная личность может почтительно преклониться перед божеством, но не поползет на коленях за другим человеком. А артист, даже самый великий, всего лишь человек… И ничто человеческое ему не чуждо.

Нельзя сказать, будто мне не льстили признания почитателей моего таланта. Выходя на бис, я жадно пил их восторги, но позже, уже за кулисами, недоумевал: как могут эти люди с такой серьезностью относиться к тому, что по сути своей есть игра? Балет, театр – это всего лишь лицедейство, метаморфозы, превращение одного в другое, алхимия чувств…

Пожалуй, вернее всего мое отношение к поклонникам покажет история, случившаяся в то время, когда я был живо увлечен поэзией Серебряного века с его блестящими литературными мистификациями.

Тогда какой-то русский поклонник прислал мне в знак своей вечной любви к моему великому таланту собственный локон и мило попросил об ответном жесте.

Я был отчасти тронут, отчасти раздосадован: было бы грубостью отказать в такой мелочи чистосердечному наивному юноше, и все же казалось сущей глупостью поддерживать эту до нелепости романтическую затею.

Мне показалось хорошей идеей превратить ее в шутку в духе истории с Черубиной де Габриак и разыграть того милого юношу, дав ему то, о чем он просил, но не изменив при этом своим принципам.