Виктория Платова - Из жизни карамели

Счастливая Кошкина между тем проворковала:

– Пупуся, где ты?

Вместо ответа послышался звук смываемой воды, ширмы раздвинулись, и перед глазами Рыбы предстал наконец венценосный Пупу.

Пупу был в одних трусах, но назвать его полуобнаженным не поворачивался язык – так много всего другого на нем произрастало. Завивающиеся fashion-кольцами волосы на груди и животе, татуировки с изображениями экзотических животных, рептилий и птиц, а также изречениями на санскрите, иврите и арабском. С рук и шеи Пупу свисало не меньше килограмма драгметаллов, еще килограмм был вмонтирован в другие части тела, включая пупок, обе брови и верхнюю губу. А когда Пупу оскалился, перекатив во рту толстую гаванскую сигару, в глаза Рыбе-Молоту брызнул ослепительный свет десятикаратного бриллианта чистой воды.

Однако больше всего Рыбу поразил левый мизинец Пупу, украшенный не только перстнем (очевидно, масонским), но и трехсантиметровым ногтем, похожим на кинжал.

Внешне Пупу походил на высокооплачиваемого актера из Болливуда, третьего или пятого в династии. Со специализацией на драках, танцах, песнях и выходах на взморье с теннисной ракеткой (клюшкой для гольфа) в руках. Арт-хаусная Кошкина не упустила бы случая заехать ракеткой (клюшкой) ему по зубам, но арт-хаус, судя по всему, остался в далеком прошлом.

– …Пупуся-то здесь, а вот ты где шляешься? – без всякой злобы и раздражения сказал Пупу. – Хочу кофе, хочу жрать, хочу, чтобы мне почесали спину, а ты куда-то свинтила, мухѐр.

– Я же говорила тебе, что еду за ним. – Кошкина ткнула пальцем в Рыбу-Молота. – Это сводный брат моего бывшего мужа.

Пупу пристально посмотрел на Рыбу-Молота и выпустил изо рта пару колец идеально круглой формы.

– А похож на идиота… В хорошем смысле этого слова.

– Провинциал, что же ты хочешь… Из этого… как его…

– Из Шахрисабза. – Рыба, неожиданно для себя, пришел на помощь Кошкиной.

– А это где? – Теперь Пупу обращался к Рыбе-Молоту напрямую.

– В Азии. Средней.

– Так ты прямо оттуда?

– Нет. Я прямо из Салехарда.

– А это где?

– На севере, – сказал Рыба и, подумав, добавил: – Диком.

– А в Москву зачем?

– Низачем. Проездом. Сегодня вечером уезжаю.

– Но до отъезда он приготовит нам обед. Или ужин. Как получится, – снова вклинилась Кошкина. – Он хороший повар. Собственно, я для этого его и привезла.

– А кофе он тоже варит?

– Варю, – ответил вместо Кошкиной Рыба. – По-турецки, по-колумбийски, по-гречески, с солью, с имбирем и корицей и еще тридцатью двумя способами по выбору заказчика.

Пупу поскреб подбородок кинжальным мизинцем, дунул на него и сказал:

– Тогда давай… давай тринадцатый… Испытаем судьбу еще раз. Дадим ей последний шанс.

Рыбу-Молота тряхануло, как при землетрясении в шесть баллов, ведущем к разрушениям несейсмостойких зданий. Под этим номером в его списке шел кофейный напиток «Чертов кал», названный так по имени одного из чрезвычайно редких ингредиентов. Другие ингредиенты были не менее редки, зато вкус получался термоядерным. А эффект, производимый самим напитком, был сродни землетрясению в двенадцать баллов, когда и сейсмоустойчивые здания проваливаются в тартарары – со всеми коммуникациями и инфраструктурой. «Чертов кал» Рыбу научил готовить один малаец с курдскими корнями, впоследствии приговоренный у себя на родине к смертной казни за терроризм. О малайце Рыба-Молот сохранил самые теплые воспоминания. О «Чертовом кале» – самые отвратительные, выносящие мозг и выворачивающие внутренности. Вот и сейчас от одной мысли о номере тринадцать волосы у него на голове затрещали, а позвоночник заискрил и выгнулся в вольтову дугу. Неизвестно, долетели ли искры до Пупу с Кошкиной, но в студии запахло паленым.

– У тебя ничего не горит? – поинтересовался Пупу у своей мухер.

– А у тебя? – поинтересовалась у Пупу Кошкина.

Рыба же стал судорожно соображать, как бы ему выпутаться из ситуации. Проще всего – откреститься от «Чертова кала», подставить под этот номер другое, менее экстремальное пойло. По-турецки, по-гречески, с невинным и трепетным кардамоном вместо резковатого, но тоже невинного имбиря. И все, дело сделано! Ведь никому из присутствующих, кроме Рыбы-Молота, список неизвестен! Так бы он и поступил, если бы… Если бы не вооруженные юношеской принципиальностью первой трети «Двух капитанов» духи нгылека. Они вылетели изо рта Рыбы на уменьшенной копии шхуны «Св. Мария», покружили над Пупу и Кошкиной и снова вернулись обратно. А Рыба, сам того не желая, сказал чистую правду: