— Читал кое — что. А разве они не были врагами советской власти? Не осуждали коммунистическую идеологию? Или вы думаете, что диссидентами они стали после лагерей? — Оболенский, опять разлегся на стуле, но уже через мгновения заскреб ногами по кафелю, придавая себе вертикальное положение. — Это их частное мнение, а я высказал свое частное мнение. Легче всего винить Сталина. Ты онколога обвини, который у тебя простату с раком вырежет — опухоль пожалей, она же живая и право имеет на жизнь! — Оболенский поднялся и вышел.
Иван в перепалку врачей, как и Линдер не встревал. Он уже слышал похожее суждение насчет Сталина и репрессий — что этого требовала обстановка внутри и вокруг страны. «Осуждать и обвинять нет смысла, — говорил отец, — это было жестоко, но необходимо. Теперь, если можно обойтись без репрессий, надо постараться обойтись без них». Это было до тех пор, пока не распался СССР. «Вот, — говорил отец, — мы все ослепли от ощущения ложной свободы! Либералисты! Доигрались! К ногтю надо было! А мы им — гласность, перестройка, новое мышление! Вот теперь пустили козлов к рулю!».
— А я все жду, когда нас, наконец, завоюют! — мечтательно сказал Линдер.
— Кто? — удивился Иван.
— Да хоть кто, — Линдер откусил полбутерброда и говорил с куском во рту невнятно, — лучше всего, если Америка, но можно и чтобы Германия. Вот под Китай не хочу. Язык трудный. Впрочем, они Дальний восток себе заберут, а мы, которые до Урала, наверное, достанемся просвещенной Гейропе.
— Меня дгугое беспокоит, — сказал Пинскер, дождавшись, когда Оболенский удалился, — Вы сами видите, что твогится на улицах, коммунисты пготестуют, боюсь снова будет пегевогот, и у Ельцина власть отбегут. Хасбулатов с Гуцким мутят в Вегховном совете, как бы они не отстганили нашего законного пгезидента. Понимаете?
— Может все — таки на ПМЖ в землю обетованную, Песах Израилевич? — не удержался подковырнуть Пинскера Линдер. — И я с вами за компанию. Вот только обрезание сделаю и бегом следом! А то вегнуться коммунисты и пгипомнят вам, как вы пагтбилет погвали! А я видел! Буду свидетелем на суде.
— Это не смешно, Саша, — Пинскер не возмутился на очередную подколку Линдера. — Думаете, мне так пгосто было это сделать?
Иван слушал. Он старался загнать свои эмоции как можно глубже. На лице его застыла немного глуповатая улыбка, и ею он пытался замаскировать брезгливость. Он смотрел на парочку, врач и фельдшер, и думал, что если Линдер и в курсе дел насчет бизнеса с наркотой на подстанции, то Пинскер точно трус, а точнее — страус. Он будет всегда говорить «Ничего не вижу, ничего не слышу!». Потому его и держит ЮАН.
Иван вспомнил о поборах.
— Слушайте, коллеги, — обратился он к сослуживцам, — а это правда, что нужно по сто долларов скидываться, чтоб наркотики не отбирали? Или меня разыграли как новичка?
Линдер, видимо, хотел опять что-то отмочить, но Пинскер его опередил.
— Увы, это пгавда.
— Хочешь жить — плати! — Сашка сложил грязную посуду, свою и доктора в раковину и принялся мыть. — Беспредельщики!
Кого Линдер имел ввиду, обозвав «беспредельщиками», он не объяснил.
— Как так получилось? — спросил Иван, — Заведующий объявил об этом на конференции?
— Да, — ответил Пинскер, — именно таки и было. Югий Александгович сказал, что у него есть компетентные люди, готовые обеспечить нашу безопасность, но за это нужно платить. Условие одно — платят все без исключений. Кгоме матегей — одиночек и габотающих пенсионегов.
— А что это за люди, он не сказал?
Линдер закончил мыть тарелки и, вытирая руки, повернулся к Ивану.
— Как сам-то думаешь? ЮАН ведь не из болтунов. Если сказал, что у него есть такие люди, можно верить — они есть и действительно, они обеспечат нам безопасную работу. Мне вот и в голову не пришло, спросить у него, кто они. Он все — равно не скажет.
— Ты прав. — Иван не стал настаивать и играть в сомневающегося новичка. — ЮАН и на меня произвел такое впечатление.
В кухню вошел «Бугор», протянул Ивану ключи от «Четверки».
— Мы там упаковку пива нашли, это для нас?
— Да.
— Мы так и поняли. Зажигание поправили, клапана подтянули. Колпачки в порядке, тысяч на двадцать еще хватит. Катайся!
— Какое пиво? — ревниво спросил Линдер.
— «Балтика — девять», — ответил Иван, — упаковка. Не деньгами же с ними рассчитываться. Ладно, я рад знакомству, Саша. До встречи. Поеду. — Он повернулся к загрустившему в углу и молчаливому доктору Пинскеру, — до встречи, Песах Израилевич.
Читать дальше