Мишель Бюсси - Я слишком долго мечтала

Восемь ступенек.

Я не могу! Не хочу, чтобы это пламя угасло. Не хочу верить, что моя измена – настолько банальный эпизод, что Оливье готов мне его простить. Не хочу верить, что после всех моих слез, страданий, надежд все забудется и жизнь потечет мирно, как прежде, и я перестану вспоминать Илиана. И что понадобятся какие-то невероятные совпадения, чтобы во время очередного путешествия я вспомнила о нем.

Десять ступенек.

Я в гостиной, снова иду по хрустящим осколкам.

– Что ты собираешься делать, Натали?

Оливье уже осушил бутылку «Перье». Это его способ напиваться.

– Не знаю… Мне нужно время, чтобы все осмыслить. Мне нужно… лететь в Джакарту. Отпусти меня. В последний раз. В последний… я тебе твердо обещаю.

– Не нужно никаких обещаний, Натали. Тебе решать…

– Не возвращайся в Джакарту.

Первые слова, произнесенные Оливье.

Оли сидит на диване. На столике перед ним бутылка виски, уже наполовину пустая. Повсюду, куда ни глянь, рассыпаны осколки снежных шариков. Их было сто тридцать девять, я точно помню. Сто тридцать девять рейсов между 1999-м и 2019-м. На этот раз Оливье ничего не убирал. Диван, стены, мебель – все мокрое, пол липкий, словно его залили моющим составом, но не вытерли. Оливье порезался, большой палец на правой руке кровоточит.

Я осторожно шагаю по паркету – он превратился в каток, усеянный стеклом.

Я позвонила Лоре, как только мой самолет сел в Бове, на два часа позже их рейса.

– Что это была за срочность, мама, надеюсь, ничего серьезного? – только и спросила Лора. – Папа настоятельно попросил нас взять к себе Марго на этот вечер. Она начинает интересоваться Этаном и Ноэ, и это меня очень радует.

– Нет-нет, ничего серьезного. До завтра, моя дорогая.

Мне кажется, дети не очень-то стремятся знать, что от них скрывают родители. По крайней мере, пока те живы.

Я добежала до шаттла «самолет – аэропорт», потом схватила такси и приехала в Порт-Жуа меньше чем через час после возвращения Оливье. Он отпивает виски из стакана, не оборачиваясь ко мне.

– Все-таки вернулась? Он что, опять нарисовался, этот тип с ласточкой? Ты его так и не забыла?

– Нет, Оли, нет. Он… не нарисовался.

– Тогда в чем дело, Нати? На что это похоже – вот так взять и сбежать от семьи? Ты хоть соображаешь, что о тебе могли подумать девочки?!

Вот только не впутывай своих дочерей, Оливье!

– Этот «тип с ласточкой», как ты его называешь, не был в Барселоне. Он сейчас в Париже. В больнице Биша. Он стал жертвой несчастного случая на авеню Терн. И неизвестно, выживет ли.

Оливье вздрагивает.

– Ты… Ты что, видела его?

– Нет… Ни разу. Ни разу за все эти годы.

Оливье с отвращением отодвигает стакан с виски.

– Значит, Биша… Надеюсь, ты не посвятила в это Лору?

Я не отвечаю. Оливье пожимает плечами.

– Тогда как объяснить этот твой фортель в Барселоне?

– Воспоминаниями… Путешествием в прошлое. Чередой странных совпадений…

Голубые глаза Оливье снова проясняются – несмотря ни на что, ведь в глубине души он не способен на меня сердиться. Наконец-то я понимаю, за что он меня все еще любит после стольких лет, после всего, что я заставила его пережить. За беспорядок. За непредсказуемость. За то неведомое, что кроется во мне. Люди всегда влюбляются в то, чего не хватает им самим.

– Н-да, я заметил, что с некоторых пор ты сама не своя…

– Знаю, Оливье. Ты уж прости…

И прости, что не могу рассказать тебе все до конца. Рассказать о камне времени, перечислить странные совпадения, сказать, что Илиана сбили не случайно, что его хотели убить, как и меня.

Я ничего не могу тебе рассказать, потому что начинаю подозревать в этом всех подряд. Всех, кроме своих дочерей. В том числе тебя. Попытка убийства… Кто здесь первый подозреваемый? Ревнивый муж, кто же еще. Даже если тебе, Оли, неизвестны подробности нашей с Илианом истории. Разве что все было разыграно по какому-то совсем уж безумному сценарию: ты его разыскиваешь, сводишь с ним дружбу, заставляешь разговориться, затем пытаешься убить, а меня свести с ума. Но зачем? Зачем – после стольких лет?!

В конце концов Оливье осушает стакан и сосет пораненный палец. Взгляд мужа снова потускнел, как будто теперь его терзают другие призраки.

– Я ничего не объяснил девочкам, Натали. Когда ты сбежала от нас в Барселоне, я сперва заколебался, но все же не сказал им ни слова. Едва удержался, чтобы не расплакаться перед ними, перед моими дочками, это ты понимаешь? Чтобы я лил слезы перед своими дочерьми и этим дураком зятем! Я чуть не разнюнился, но все же смолчал. Ни слова – ни Лоре, ни Марго… И все-таки… Все-таки хотя бы Марго имела право знать…