Джефф Мариотт - Нарко. Коготь ягуара

И словно прочитав его мысли или чувствуя себя неуютно из-за затянувшегося молчания, она затронула собственную тему.

– Я знаю, что вы утратили жену, – сказала она. – Ужасно сожалею об этом. А как ваша остальная семья? Поведайте мне о ней.

– Да говорить-то почти что не о чем. Моя мать чинит людям одежду. Шила одежду мне, когда я был маленький, но никогда не считала себя такой мастерицей, чтобы шить для чужих людей. Но если у кого-то лопнул шов, нужна заплатка или удлинить брюки, все такое, она может это сделать, и никто и не догадается, что вещь из починки. Иногда она еще продавала лотерейные билеты, чтобы заработать чуточку больше, но и только. Отец – сапожник. Может восстановить пару ботинок почти из ничего. Словом, они оба чинят вещи, которые людям нужны, но изнашиваются или портятся, и делают это дешевле, чем обошлись бы новые. До сих пор еще ни разу не смотрел на это под таким углом.

– Похоже, они хорошие, работящие люди.

– Они такие. Они были добры ко мне.

– Мои тоже такие были. Простые, добрые люди.

– Часто вы с ними видитесь? – поинтересовался Агилар.

– Отца не стало. С матерью – изредка. Отец никогда не одобрял Пабло, но мать предпочла позволить мне принимать решения за себя. А у вас как? Видитесь со своими?

Он не виделся с ними целую вечность. Со дня похорон Луизы и высказываний отца. Посылал им деньги и подарки, но не прилагая никаких писем или хотя бы записок.

– Нечасто, – сказал.

– Надо бы вам повидаться. Как только устроимся на ранчо. Это недалеко от Медельина. Попросите у Пабло пару дней, чтобы навестить их. А хотите, я попрошу за вас.

Агилара встревожила мысль о том, что может подумать Эскобар, если его жена вдруг начнет просить для него отпуск.

– Нет, все в порядке. Спасибо. Я сам попрошу, незачем вам утруждаться.

– Это не труд, Хосе.

– Все равно, лучше, если я попрошу сам. Я попрошу, обещаю.

– Ладно. Даю вам два дня после того, как мы въедем. Если к тому времени не попросите, я сама попрошу.

– Попрошу, – повторил Агилар. Sicarios, как он заметил, частенько не решаются просить дона Пабло о специальных одолжениях. Видел он и то, как Тата берет это на себя, будто понимая, что ей сойдет с рук многое такое, что мужчинам бы не сошло. Но Эскобар выложил Агилару свои подозрения, и он не хотел делать ничего такого, чтобы навлечь эти подозрения на себя.

– Два дня. И все.

Заселение оказалось не менее грандиозным предприятием, чем переезд. У Эскобара были владения по всей стране – некоторые немногим более, чем временные логова, откуда он может улизнуть в два счета, если к нему протянет руку закон или явятся вражеские профессионалы. Но когда он планировал пожить какое-то время на месте, с семьей и изрядной частью своей организации, это смахивало на передислокацию целой армии. Нужно было разгрузить грузовики, найти место для всех и вся.

Это ранчо разместилось на холмах над Медельином. Участок значительно меньше, чем Наполес, всего с несколькими домами и большим амбаром. Почти всю территорию занимало открытое пастбище, где пасся длиннорогий скот. Воздух благоухал коровами утром, в полдень и ночью.

Агилар не знал, хочет ли свидеться с родителями. Но обещал Тате. И пару дней понюхав скотину, созрел для перемен. Попросил у Эскобара разрешение – уже заверив его, что Тата ему верна безоглядно, – и Эскобар отпустил его.

Так что он поехал вниз по холму в город. С виду его прежний район ничуть не переменился. По-прежнему смердит нечистотами и бумажной фабрикой. Вдоль главной улицы выстроились те же магазинчики, те же домишки на улицах позади. Даже старик Педро, алкоголик, сидит на обычном месте – на скамейке перед мясной лавкой. Не скажешь даже, вставал ли Педро с нее вообще или прирос к ней.

Ничего не изменилось и на подходе к дому родителей. Деревья вдоль улицы все так же одеты листвой, клумбы цветут перед теми же домами, что и всегда, а дома, давно просившиеся на слом, как-то ухитрились устоять, но все в том же плачевном состоянии.

Дом его родителей занимает место где-то посередке между теми и другими – ни у кого нет ни времени, ни сил сажать цветы и ухаживать за ними, но дом стоит крепко. Нуждается в покраске – некогда голубой, теперь выцвел до блекло-серого, но сохранил конструктивную целостность. Почти весь ремонт дома отец Агилара делал самостоятельно. Это как чинить обувь, говорил он время от времени, только в большем масштабе. Принцип тот же: чтобы владельцу внутри было тепло и сухо, как бы ни лютовала непогода снаружи.