Ефим Друц - Волки

— Придуряешься? — усмехнулся Валерка.

— Ты бы угомонил пацана, а, Седой? — ожесточаясь, попросил Витька. — Прямо спасу от него нет. И чего ты с ним связался, на кой ляд он тебе нужен?

Но Валерку уже понесло.

— А если мы тебе денег дадим, скажешь, где можно этого самого Бамбая достать? Ну, куда он, кроме этого бара, ходит?

— Вот дурак! Я всю жизнь был нищим! — И Витька отвернулся, чтобы никто не заметил его исказившегося от боли лица. — Зачем мне деньги?..

В следующую секунду Валерка и сам уже удивился бессмысленности сказанного им, но было поздно, слова слетели с губ и, став материальными, обрели вес.

— Конечно, жить-то надо, — сказал Витька, — жизнь-то проходит, какая-никакая, а все же — жизнь.

— И ничего от нее не остается, — вставил Седой.

— Эх, Седой, — вздохнул Витька, — может, ты что и знаешь о жизни, но моего-то тебе не понять, слишком ты для себя всегда.

— Ладно, — чуть огорчился Седой, — найдем мы этого Бамбая, куда ему от нас деваться?

— Смотри, Седой, времена не те, и не ты уже правишь бал! — Витька засмеялся и добавил: — Возьми чего-нибудь выпить?! Если, конечно, не жалко!

— Возьми ему бутылку коньяка, — сказал Седой Валерке, и тот послушно отправился к стойке бара, за которой по-прежнему стояла миловидная девица. Из-за стойки неожиданно вышел грузинский паренек, держа на поводке большую породистую собаку. Валерка отпрянул.

— Не бойся, — сказал паренек Валерке, — она никого не тронет, миролюбивая.

— С чего ты взял, что я боюсь?

Валерка насупился. Девица за стойкой улыбнулась, как бы приглашая не обращать внимания на мелочи, а видеть только ее.

— Что будете пить?

Валерка повернулся и гаркнул на весь зал:

— Седой, а Седой, чего брать-то?

— Не ори, — спокойно ответил Седой, — водки возьми.

— Ладно, давай бутылку водки и бутылку коньяка, не пью я водку, а они… — Валерка многозначительно кивнул девице, указывая на Седого и Витьку-бомжа: — Они, кроме водки, ничего не пьют!

— Иди, — сказала девица, — я все принесу. Что на закуску? Скажешь?

— Да принеси все, что хочешь…

Через пару минут стол был накрыт, и разговор продолжился. Витька, налив себе водки, выпил, закусил бутербродом с рыбой и похвалил:

— Богато живете.

— Ладно тебе, не придуривайся, — прервал его Седой, — лучше скажи, что ты про цыган знаешь, с которыми Митька связался?

Посмотрев на явно мешавшему ему Валерку, Витька обратился к Седому:

— Ладно, я тебе потом все расскажу, Седой. Нет у меня тайн от тебя…

— Хорошо, — согласился Седой и только собрался выпить, как дверь в бар отворилась, и в проеме ее показался черноволосый парень.

— Батюшки, — вскричал Валерка, — смотри-ка, цыган явился! А где же Бамбай?

Цыган, не обращая внимания на возглас Валерки, по-хозяйски прошел к стойке и неторопливо произнес:

— Что-то неспокойно сегодня здесь, а как ты думаешь? — Не дождавшись ответа, он продолжил: — Чует сердце мое, неспокойно!

— И мне тот, кого они Седым называют, не нравится, — согласилась девица. — Ждут они, как я понимаю, Бамбая. Что-то им от него требуется.

— Так с этим фраером наш Витька. Что же здесь плохого? — поморщился цыган.

— А может, он и навел? — предположила девица.

— Эй, морэ… — позвал цыган Витьку-бомжа, — подойдешь?

— Иду, — с готовностью отозвался Витька, и поспешил к цыгану.

— Чего эти Бамбая ждут?

— Да не пугайся ты. Видно, этот сопляк, который с ним, с Седым, хочет, чтобы тот его защитил от счетчика.

— А, — успокоился цыган, — ну, тогда ладно, пусть поговорят. Скоро придет Бамбай…

Бамбай вошел неожиданно, когда Седой, на мгновение отвлекшись от окружающих, снова забылся. Он ушел в свои воспоминания, и не было ему дела до того, что Валерка, захмелев, что-то ожесточенно доказывает Витьке-бомжу, а тот с нескрываемым удивлением смотрит на этого абсолютно непонятного ему парня.

Седой был в том, другом времени, которое уже невозможно было вернуть. Но все, что оставалось в душе как воспоминание, будоражило до сих пор и, главное, позволяло отрешиться, спастись от настоящего. Мысли Седого постоянно крутились вокруг Мити, и сам он не мог понять, почему это происходит? Что-то в нем притягивало как магнит. Память эта стала особенно беспокоить его с той поры, как услышал он о том, что Митя смог убить. И хотя причины, побудившие его к этому, были понятны, все же Седой никак не мог поверить в то, что Митя, именно Митя, поднял руку на другого человека, на женщину. В том давнем времени Митя ничем особенным не выделялся, не был он ни верховодом, ни слабаком. И все же стоял несколько в стороне, особняком, хотя и появлялся у них на голубятне, где царили воровские законы.