Ефим Друц - Волки

— Это как сказать, — продолжил Митя. — Грубо вы с ним обошлись. И Седому это не понравилось.

— Да кто такой этот твой Седой, чтобы с ним так долго возиться? Уберем его — и все.

— И пикнуть не успеет.

— Ромалэ, собирайтесь!

— Найдем его!

— Потише, ромалэ, потише, — успокаивал собравшихся Митя, — криками дело не поправить. Я найду Седого и все сделаю сам. И «товар» верну. Поверьте мне, я никогда вас не подводил.

— Ладно, иди, — сказали Мите, — последний раз тебе верим. Не сделаешь, своей головой ответишь.

И Митя ушел…

Седой и Леха сидели за столом и пили водку. Пили неторопливо, капля за каплей. Возле стола стояли сумки с «товаром». Условный звонок в дверь поднял их с места.

— Глянь-ка, — приказал Седой Лехе, — что там за гости?

Леха выглянул.

— Митя там, — обернувшись к Седому, сказал он, — открывать?

— Открой, — кивнул Седой.

Митя вошел. Поздоровался и, не дожидаясь приглашения, присел к столу.

— Ну что, Седой, доигрался? — спросил Митя, и его необычно резкий голос, будто вывел Седого из забытья. Он поднял опущенную голову и в упор взглянул на Митю, но ничего не сказал.

— Мститель, Робин Гуд, — продолжал Митя, — хотя ты, наверное, и не знаешь такого? Крови большой захотелось? Что ж, теперь ты ее получишь, а заодно и свою голову наконец-то отдашь. Ни за что. «Ромашки» позаботятся об этом, и никакая сила тебя не спасет. Зачем тебе травка понадобилась? Ты что, покуривать начал?

— Спаситель явился, — улыбнулся Седой, — и сразу стал проповеди читать. О душе моей заботится. А кто тебя звал сюда? Разве я тебя приглашал?

— Ладно, Седой, шутки закончились, начинаются будни. Хочешь говорить серьезно, говори, а не хочешь — я скажу.

— Что же ты хочешь мне сказать, Митя? — спросил Седой. — Или ты «в законе»? Что-то я такого не слыхал. Ты слышал о таком человеке, Леха?

Леха молчал. Он знал, что ничего хорошего этот разговор не сулит.

— Отдай траву цыганам и беги из города, я попридержу «ромашек». Дам тебе время, чтобы уйти. — Митя нервно сжал пальцы в кулак и пристукнул им по столу.

Седой приподнялся.

— Конечно, любить никого нельзя, ни мужчин, ни женщин, — сказал Седой, — я это давно шкурой почувствовал. И те и другие предают. А мы с тобой, Митя, вроде бы корешами старинными были… Но, вишь, как оборачивается! Значит, интересы столкнулись. Поворот! И твой навар пропадает?

— Дурак ты, Седой, — ответил Митя, — моих интересов здесь нет. И в деле с травой я не участник, но о твоей жизни думаю.

— Что же ты о ней думаешь?

— Думаю, что сейчас за нее никто и копейки ломаной не даст. И крест, который ты носишь, тебе не поможет, не защитит тебя от погибели.

— И ты меня не спасешь, Митя? — ехидно улыбнулся Седой. — Не позаботишься обо мне?

— Хватит выламываться, Седой.

Того, что произошло в следующее мгновение, не ожидали ни Митя, ни Леха. Они даже вздрогнули от неожиданности. Седой вдруг выхватил из кармана пистолет и несколько раз выстрелил. Пули просвистели рядом с Митей.

— Испугался, родимый? — спросил Седой. — Испугался! А ты не бойся, убивать я тебя не буду. Хотел взглянуть, какие у тебя нервы. Не очень-то они крепкие! И значит, ты не должен в это дело соваться. Моя головная боль — мой ответ. Может, и не надо было мне на белый свет вылезать, может быть… Но раз уж так случилось, ответ придется держать мне одному. А ты-то здесь при чем? Я думал, ты в гости пришел, а ты ругаешься. Нехорошо. Старые друзья так себя не ведут. Жить-то совсем немного осталось, зачем же время на ругань тратить? Вроде бы и водки мы с тобой мало пили, да и чаю тоже.

— Потом попьем, — глухо ответил Митя. — Когда все пройдет, когда ты живым останешься. Если это получится.

— Значит, обо мне радеешь? — сказал Седой. — Старый друг, жизнь его в опасности, пришел упредить…

— Ты вроде дураком никогда не был, Седой, а на старости лет с тобой это приключилось. Не знаешь ты цыган. Не стоит их злить. Они ни себя, ни тебя не пожалеют. Еще два трупа устроил. Пернатого зачем угрохал? И второго тоже. Мог траву и без шума взять, если уж она тебе так понадобилась.

Седой вскочил.

— Батю угрохали — это ничего, а ты о цыганах заботишься! Батя мне не раз помогал, когда я подыхал с голоду. А твои цыгане что? В общем, снова скрестились наши дорожки. И как выход найти, не подскажешь? Может, мне тебя прикончить, и дело с концами? А с цыганами я сам разберусь.

— Что ж, наверное, ты прав. Пристрели меня. И больше никаких разговоров не будет. И совесть свою успокоишь. А то я вроде бы посредине двух огней пристроился. И там — жарко, и здесь — горячо. А так — выход есть.