Антон Леонтьев - Мертвые канарейки не поют

Соседка, усмехнувшись ей золотыми зубами, ответила:

– Эльвира Задница Гамадрила? А как же, она все время дома – квасит без перерыва, а когда не квасит, мужиков принимает!

Риту передернуло – отнюдь не из-за живописаний Эльвириного существования, а из-за клички, которой ее называли даже соседи.

Той самой клички, которую она когда-то сама запустила в оборот. Но ведь она не хотела, чтобы гадкое прозвище прилипло к Эльвире и стало ее вторым именем… Теперь уже даже первым .

– А вы из прокуратуры? – спросила соседка, с одобрением рассматривая стильные дорогие вещи Риты. – Ее же брательник, этот псих, который всех тут в квартале терроризировал годами, пытался нашего нового губернатора кокнуть. Хорошо, что его пристрелили, давно пора было! Барковский придет, порядок наведет…

Дверь квартиры Эльвиры вдруг распахнулась, и оттуда на порог выкатилась облаченная в рваный полосатый халат тощая, морщинистая особа с длинными, неестественно рыжими волосами, гаркнувшая сильно прокуренным голосом:

– Тварь, да ты как моего братишку смеешь оскорблять! Да я тебе за это все глаза выцарапаю!

– Тогда тебя саму пристрелят, Задница Гамадрила! – парировала соседка и отступила с ведром к лестнице. – И поделом, давно пора!

Рита, вначале задававшаяся вопросом, кто эта спившаяся неприятная особа, явно подслушивавшая под дверью и выползшая, чтобы закатить скандал, и что она делает в квартире Эльвиры, поняла, что это и есть сама Эльвира.

Та же, бросив на Риту быстрый взгляд, вдруг переменилась в лице и, явно узнав ее , юркнула обратно в квартиру и захлопнула дверь.

– Эльвира, добрый день! Мне надо поговорить с тобой! Открой, пожалуйста!

Рита осторожно постучала в дверь, а из-за двери послышался стон:

– Уходите, прошу, уходите! Ничего я не знаю, не ведаю! Мой братец был псих, сам не знал, что творит, а теперь он мертв, только вот девять дней справили. И никаких претензий не имеем, вы так и передайте! Никаких!

Интересно, кому требовалось передать, что у Эльвиры нет претензий?

– Эльвира, – Рита стукнула в дверь снова, – я же видела, что ты меня узнала. Открой.

Молчание.

– Открой, я тебе денег дам! Сколько хочешь?

Дверь быстро распахнулась, к Рите протянулась грязная худая рука с желтыми нестрижеными ногтями и следами инъекций.

– Ну, давай! Это же он тебя прислал! Но я не требовала! Мы не внакладе, нам щедро заплатили…

Ничего не понимая, Рита распахнула дверь и прошла в захламленный вонючий коридорчик.

– Кто заплатил? – спросила она, закрывая дверь, а Эльвира, уставившись на нее, вдруг заплакала:

– Что ты меня терзаешь? Приехала такая красивая, вечно юная, крутая! Ужасно богатая, я ведь тебя и по телику видела, и в газетах тоже! Ты ведь с ним заодно! Ну, конечно, заодно! Вы тогда и спелись! И почему преступники и мерзавцы в жизни преуспевают, а их бедные жертвы страдают?

Она оборвала стенания, явно театральные, и заявила как ни в чем не бывало:

– Ну, раз приперлась, давай деньги. А потом мотай отсюда!

Рита, пройдя в зал и увидев работающий без звука телевизор, продавленную кушетку, покрытую черным от грязи бельем, и ряды пустых бутылок везде и всюду, вздохнула.

Все эти двадцать лет она упорно поднималась наверх, а Эльвира неуклонно спускалась вниз.

Странно, но, несмотря на то, что между их мирами лежала теперь пропасть, каждая из них оказалась в своем персональном фильме ужасов.

– Ты ведь о Барковском говоришь? – произнесла Рита, не решаясь никуда присесть.

Эльвира, передразнивая ее, ощерила черные зубы, просюсюкала:

– О Барковском… Знаешь ведь о ком, он тебя и послал, а еще душу бередишь! Что, получила от него задание убедиться, что мне плохо? Ну да, очень плохо! Как все эти годы! И это вы виноваты, сволочи, только вы!

Рита, вынув из сумки кошелек, вдруг обнаружила, что наличности у нее особо и нет – она привыкла расплачиваться всюду карточками или с помощью смартфона.

– Вот, возьми. Но я принесу больше…

Эльвира запричитала:

– Понимаю, издеваться нравится! А ведь ты раньше такая страшненькая была, а я – сказочная принцесса! А теперь ты у нас королева жизни, а я местная пьянь и шлюшка, которая за бутылку водки и дозу каждому мужику дает!

Рита понимала, что Эльвира намеренно заставляет ее чувствовать себя виноватой в том, в чем никакой ее вины не было, однако все же ощутила себя не в своей тарелке.

– Это вы виноваты! – выпалила снова Эльвира. А потом вдруг, словно спохватившись, принялась канючить: