Фрауке Шойнеманн - Сыщик на арене

– У меня просто слов нет! Выходит, эта женщина-змея, которая стащила сумку Анны со своим напарником, была лишь частью огромной шайки воров? И работала на этого Ральфа по принуждению?

Кира с бабушкой кивнули.

– Да, похоже, что все именно так, – сказала Кира. – Воры отдавали ему награбленное, а сам он держался в стороне, не пачкая рук. И каждому из них он чем-то угрожал, вот что самое гадкое!

Тут заговорила Анна, которая до сих пор молча сидела на краю кровати Вернера и слушала остальных:

– Но кое-чего я все же не понимаю. Как это кольцо попало в мою сумочку? И почему все говорят, что это твое кольцо? Оно ведь женское, – она наморщила лоб. – Но кольцо точно не мое, я его никогда раньше не видела!

Святые сардины в масле! В ее голосе явно прозвучали грозные нотки! Неужели Анна решила, что Вернер купил украшение какой-то другой женщине? Ай-ай-ай! Я, конечно, толком не знаю, какие правила существуют насчет подарков между мужчинами и женщинами, но интуиция подсказывала мне, что ссоры тут не избежать. Разве что Вернер наконец расскажет, для чего ему понадобилось это кольцо. То есть признается Анне, что хотел сделать ей предложение руки и сердца. Наверное, ночная больничная палата в присутствии бабушки, Киры и меня – это не так романтично, как скамейка в парке при полной луне или кабинка колеса обозрения наедине с Анной, но тут уж ничего не поделаешь: чрезвычайные обстоятельства требуют чрезвычайных мер!

Вероятно, Вернер подумал о том же. Он выпрямился в полный рост – насколько это возможно было сделать в постели – и откашлялся. Наверняка сейчас он спросит Анну, выйдет ли она за него, и окольцует ее! Вот только чем – ах ты ж милосердный кошачий лоток! Кольцо-то ведь забрала полиция! Муррр-мяу, дело плохо!

– Кира, могу я кое о чем тебя попросить? – голос Вернера прозвучал очень уверенно. Это был голос человека, у которого есть план.

– Конечно, что такое?

– В холодильнике на кухне для пациентов стоит банка колы. Ее сегодня днем купила мне медсестра. Можешь принести ее сюда?

Кола? Это ведь такой напиток, верно? Вместо того чтобы успокоить свою Анну, Вернер решил в такой момент выпить стаканчик чего-то прохладительного? А он уверен, что это хорошая идея? Анна тоже уставилась на Вернера с недоумением. Кира же, напротив, быстро выскочила из комнаты и уже через пару секунд вернулась с банкой в руках. Вернер открыл газировку, потянув за колечко клапана. Потом, не выпуская колечка из рук, он осторожно открутил его от банки. Так, видимо, удар головой не прошел бесследно – мой профессор явно слегка не в себе! Чем это, ради всего святого, он тут занимается?

Вернер меж тем откинул одеяло, выбрался из постели и опустился перед Анной на колено. Хм, очень загадочно! Очень, очень загадочно! Набрав побольше воздуха в легкие, он наконец заговорил хриплым голосом:

– Анна Коваленко, я преклоняю перед тобой колено, потому что не могу иначе. Ведь мое сердце давно принадлежит тебе – пожалуйста, никогда не возвращай его мне обратно. И если ты чувствуешь то же самое, если ты не против разделить остаток дней с таким старым сухарем, как я, который в отсутствие настоящего обручального кольца – вообще-то очень красивого – может предложить тебе только эту нелепую железку, в общем, если это все так, то… э-э… – тут Вернер на секунду запнулся, но быстро собрался с мыслями и продолжил, – в общем, я хочу спросить тебя прямо здесь и сейчас: Анна, ты выйдешь за меня?

Анна, все это время судорожно глотавшая воздух, на секунду приложила руки к губам, а потом очень громко вскрикнула:

– Да, да, ДА!

Вернер взял ее руку и надел на безымянный палец колечко от газировки, потом наконец поднялся с колен, обнял ее – и они стали целоваться так, что даже меня бросало в жар и холод и я не знал, куда отвести глаза от смущения. Ай да Вернер! Ай да мой консервный открывальщик! Настоящий чертяка!

– И что, он правда встал перед ней на колено? И теперь они поженятся? А что это значит, объясни еще раз?

Одетта, казалось, была совершенно заворожена моим рассказом. Я наконец-то благополучно вернулся из Луна-парка и сразу же побежал на задний двор, чтобы во всех подробностях рассказать эту невероятную историю моим дворовым приятелям – хотя формально все еще был на них обижен. Чупс и Спайк тоже слушали меня очень внимательно. Потом Спайк уважительно зашипел – на этот раз в его словах звучало признание: