— Как стемнеет. Тогда проще будет его охранять. Я пошлю за ним столько моих людей, сколько нужно. Ну, а если не получится, то я уже себя убедил, что это будет невеликая потеря для человечества.
— Но я все равно не хотел бы…
— Я тоже, — согласился Мегрэ.
Оба помолчали. Наконец, шеф сказал:
— Это ваше дело, Мегрэ. Желаю успеха.
— Патрон, вы были правы! — вскричал Лапуэнт.
— Я слушаю.
Молодой инспектор был так счастлив своим немаловажным вкладом в расследование, что даже забыл о смерти Арлетты.
— Посмотрите, что я узнал. Бонвуазен родился в Мон-Доре, где его отец был швейцаром, а мать — уборщицей в гостинице. Он начинал свою трудовую карьеру посыльным. Потом неожиданно уехал и вернулся только через десять лет. Купил себе домик. Но не в Мон-Доре, а рядом, в Ла Бурбуль.
— Он проживает там постоянно?
— Нет, только летом. Зимой приезжает на несколько дней.
— Женат?
— Холост. Мать еще жива.
— Сторожит Дом сына?
— Нет, у нее маленькая квартирка в самом городке. Оскар ее содержит. Люди считают, что он зарабатывает много денег и добился высокого поста в Париже.
— Словесный портрет?
— Совпадает.
— Хочешь, я поручу тебе важную операцию?
— Вы же прекрасно знаете, что хочу.
— Даже если она будет опасной и ответственной?
Любовь Лапуэнта к Арлетте снова ожила, и он почти закричал:
— Мне все равно, пусть меня убьют!
— Ладно, не в этом дело. Нужно помешать очередному убийству. Для этого ты не должен походить на инспектора полиции.
— А вы думаете, я похож?
— Иди в магазин подержанных вещей. Купи там себе одежду, какую обыкновенно носят безработные, из той породы, кто не очень-то стремится получить новую. Надень кепку вместо шляпы, только не перестарайся.
В это время заглянул Жанвье, и Мегрэ дал ему аналогичное задание:
— Пусть прохожие принимают тебя за клерка, который возвращается с работы.
Комиссар вызвал еще двух инспекторов, кого не видел Филип в коридорах и кабинетах Уголовной полиции, собрал всю четверку в своем кабинете перед планом Монмартра и объяснил каждому его роль.
День клонился к закату. На бульваре Сен-Мишель уже зажгли фонари. Мегрэ сомневался, должны ли они ждать до ночи. Ведь когда на улицах будет совсем безлюдно, им будет гораздо труднее следить за осторожным и хитрым Бонвуазеном.
— Торранс, зайди ко мне на минутку.
Тот почти не владел собой:
— Я уже сыт по горло, патрон. Меня просто выворачивает наизнанку от этой мрази. Пусть теперь с ним поработают ребята с более луженым желудком, чем у меня.
— Сворачивайся через пять минут.
— Мы его отпустим?
— Не раньше, чем выйдет вечерний выпуск газет.
— Что общего с этим типом имеют вечерние выпуски газет?
— Они сообщат, что Филипа Мортемара допрашивали много часов, но безрезультатно.
— Понял.
— Поработай с ним еще немного, а потом нахлобучь на него шляпу и выбрось за дверь, предупреди только напоследок, чтобы он не вздумал творить глупости.
— Отдать ему шприц?
Торранс посмотрел на великолепную четверку инспекторов, которые выстроились перед комиссаром.
— Для этого вы и переоделись? Понятно!
Один из инспекторов отправился за такси, чтобы засесть в нем неподалеку от входа в здание полиции. Другие заняли заранее расписанные позиции.
Мегрэ еще должен был связаться с бригадой по борьбе с наркоманией и с комиссаром с Ла Рошфуко.
Около двери каморки, где велся допрос, он задержался, прислушался. Трубный голос Торранса обрушивался на Филипа:
— Даже в перчатках, я побрезговал бы к тебе прикоснуться, понял? Вдруг ты еще вздумаешь кончить у меня на глазах! А сейчас мы будем дезинфицировать кабинет. Забирай свои манатки и уматывай отсюда, паскудник этакий!
— Не трогайте меня!
— Я тебя и пальцем не коснулся, поганец.
— Но вы на меня кричите…
— Исчезни!
— Иду… Иду… Спасибо…
Открылись и закрылись какие-то двери. Коридоры управления постепенно опустели, лишь несколько человек терпеливо дожидались кого-то в слабо освещенном вестибюле.
Силуэт Филипа был хорошо виден в длинном задымленном коридоре: он походил в этот момент на муху, которая случайно залетев в комнату, ищет форточку, чтобы вновь обрести свободу.
Мегрэ наблюдал за ним через приоткрытые двери. Дождался, пока тот, наконец, спустится по ступенькам.
Комиссар отчетливо различал биение собственного сердца. Он поплотнее притворил дверь и отправился к Торрансу, который постепенно приходил в себя, подобно актеру, вернувшемуся со сцены в гримуборную. Он сразу заметил, что комиссар чем-то озабочен и неспокоен.
Читать дальше