Жорж Сименон - Мегрэ в кабаре «Пикрат»

Стала жить в пансионатах, собственным домом так и не обзавелась. В Ницце больше ничего не знают. Имущество было распродано, графиня исчезла из поля зрения полиции и, видимо, больше не появлялась на Лазурном Берегу.

— Обратись в полицию нравов, — предложил Мегрэ. — Да и люди из отдела по борьбе с наркотиками, тоже, наверное, смогут тебе кое-что сообщить.

— А как же дело Арлетты?

— Не спеши. Попробуй позвонить в Ниццу еще раз. Пусть найдут всех обитателей «Оазы», что проходили как свидетели по делу о смерти графа. Особенно меня интересуют слуги. Конечно, прошло почти пятнадцать лет, но, может, хоть кого-то удастся найти.

За окном падал мелкий мокрый снег и быстро таял на крышах и тротуарах.

— Это все, патрон?

— Пока да. Оставь мне папку.

— Но я должен написать рапорт…

— Когда закончишь, тогда и напишешь. Иди работай, малыш.

В кабинете было жарко. Мегрэ чувствовал во всем теле вялость, во рту — противный вкус, а в голове — тупую боль. Он вспомнил о женщине, которая ждала его аудиенции, и, чтобы хоть немного размяться, вышел в коридор, чтобы пригласить ее. Сейчас бы он с удовольствием заглянул в пивную «Дофин», чтобы опрокинуть там пенистую кружку, но на это, к сожалению, совсем не было времени.

В приемной сидело несколько посетителей. В углу в натекшей луже стоял чей-то раскрытый зонтик. Комиссар огляделся, увидел немолодую даму в черном, очень прямо сидевшую на стуле. Встретившись с ним глазами, она поднялась с места. Наверное, узнала его по фотографиям в газетах,

Лоньон тоже ждал своей очереди, но не встал при виде комиссара, а только, вздохнув, посмотрел на Мегрэ. Растяпа постоянно чувствовал себя несчастным неудачником, жертвой злой судьбы. Он трудился всю ночь, промок, замерз, а сотни тысяч парижан в это время спали в своих теплых мягких постелях. И он совсем не виноват в том, что этим делом опять занялась Уголовная полиция. Он, Лоньон, сделал все, что мог, а лавры пожинать опять будут другие. Инспектор ждал комиссара уже полчаса. Рядом с ним сидел молодой человек странного вида: с длинными волосами, бледным лицом и запавшими ноздрями кокаиниста. Юнец смотрел прямо перед собой неподвижными, остекленелыми, ничего не видящими глазами и, казалось, он вот-вот потеряет сознание.

Но Растяпой и его «подопечным» никто не интересовался. Ему без конца говорили: «Подожди, Лоньон, комиссар занят. Потерпи, Лоньон, комиссар скоро тебя примет…» Никто даже не спросил, кого он привел и что разузнал. Мегрэ тоже бросил ему:

— Минутку, Лоньон!

Комиссар учтиво открыл перед дамой дверь и пропустил ее вперед:

— Прошу вас, мадам!

Женщина держалась строго и с достоинством. Одежда ее была более чем скромной, и Мегрэ сделал преждевременный вывод, что это — мать Арлетты, которая увидела в газете фотографию дочери. Ее первые слова тоже вроде бы подтверждали версию комиссара:

— Я живу в Лизьё. Приехала в Париж сегодня утром.

«Лизьё недалеко от моря. По-моему, где-то там есть монастырь» — подумал Мегрэ.

— Вчера вечером я просматривала газеты и сразу узнала фотографию.

На лице женщины появилось выражение глубокой скорби. Видимо, она считала, что именно так нужно вести себя в полиции. Но искренней печали в ее глазах Мегрэ не увидел, напротив, маленькие черные глазки торжествующе блестели…

— Без сомнения, за четыре года девочка изменилась. Прическа тоже другая. Но я уверена, что это — моя племянница. Я думала сообщить эту печальную новость моей золовке, но мы уже несколько лет не разговариваем. Не мне делать первый шаг, вы, наверное, понимаете.

— Понимаю, — произнес Мегрэ, выпуская из трубки клуб дыма.

— И фамилия указана другая. Впрочем, вести такой образ жизни, как она вела, нужно, конечно, под чужой фамилией.

Меня только удивило, что она придумала себе это кукольное имя — Арлетта — и что в паспорте значится — Жанна Лёлё. Я хорошо знаю семью Лёлё.

Комиссар слушал, глядя на круговерть мокрого снега за окном.

— Я показала фотографию трем очень уважаемым у нас в городке людям, которые хорошо знали Анн-Мари, и все они со мной согласились: это дочь моего брата.

— А ваш брат жив?

— Он умер, когда ребенку было два года. Погиб в железнодорожной катастрофе. Может, вы помните, была страшная катастрофа в Руане. Я говорила ему…

— Жена вашего брата все еще живет в Лизьё?

— Да, и никогда не выезжала оттуда. Но, как я уже говорила, мы совсем не общаемся. Это долго рассказывать. Существуют люди, с которыми просто невозможно найти общий язык. А остальное, как мне кажется, не важно.